Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том шестой

Прощаясь с болотом, оглянулся охотник и увидел журавлей.

Каждый год возвращаются они из далёких тёплых стран на родное болото. Над морями и широкой степью, над светлыми большими реками и зелёными лесами летят на свою родину весной журавли.

Высоким камышом и сухой прошлогодней осокой заросшее большое непроходимое болото встречает их дома. В самых недоступных местах устраивают гнёзда сторожкие журавли. Спокойно им жить на неприступном болоте. Не пройдёт по болоту волк, не проберётся лисица, не подкрадётся осторожная рысь. Водят весной журавли весёлые хороводы и устраивают брачные танцы. Соберутся в кружок между кочек болотных, машут крыльями, подпрыгивают, танцуют… «Курлы, курлы, курлы!» – по всему лесу разносятся их шумные голоса.

Скоро выведутся на болоте длинноногие неуклюжие журавлята. Начнут ловить для них журавли-родители лягушек и змей, приносить в гнёзда корм. Будут расти. Учиться летать журавлята…

Шелестит на ветру и качается высокий тростник. Ниже и ниже над лесом спускается солнце и тень падает над болотом, сгущая сумерки.

Охотник идет домой по сумеречному лесу. Вскоре за вершинами скрылось солнце. Прохладно и сыро становится в лесу. Слышно, как дышит, оживает земля. Пахнет весенними почками в воздухе, пахнет пробудившейся от зимы теплой, нагретой за день, землёй (это своеобразный запах лесной земли, и он отличается от запаха полей).

Вот, сам собою шевельнулся на земле прошлогодний мокрый листочек. Под ним показалась из земли зелёная стрелка молодой травы (многие травы растут именно по ночам, как огурцы на огородах, например).

Много звуков в вечернем лесу можно услышать, если идти по нему тихо, прислушиваясь. Ещё продолжают заливаться на деревьях певчие дрозды, провожая солнце. А на вершине высокого дуба громко воркует дикий голубь – «витютень»: «Витютень на ду-у-бе сижу! Витютень на ду-у-бе хожу!» – будто выговаривает он важно перед голубкой, сидящей на соседней толстой ветке.

Глухо турлычут в прозрачных весенних лужах-болотцах, сбоку вдоль дороги, лягушки и жабы. Со свистом крыльев, вытянув шеи, над лесом пролетают дикие утки. – на то же озеро с болотом летят.

«Чуфшш! Чувшш!» – вдруг громко чусвиснул и забормотал на полянке краснобровый тетерев-косач, стайка их бродила под дубами.

«Гу-гу-гууу!» – гукнул заяц, и убежал. – и он подал свой голос. А очень похоже тут же отозвалась лесная сова. Бесшумно пролетая на охоту между деревьев.

Страшно ухнул где-то в лесу и захохотал филин, когда сумерки уже сгустились. Взмахивая крыльями, тихо потянули над макушками деревьев уже на опушке леса длинноносые кулики. Над горизонтом, открывшемся в поле затухала малиновая заря. Ниже и ниже спускалась прохладная ночь. Охотник возвращался в деревню.

Искусство реализма сегодня критикуют авангардисты различных видов: говорят о том, что реализм – это пассивное копирование жизни. Но всё легко опровергается творческой практикой великих художников мира. Было бы нелепо характеризовать как смиренных «копиистов» тех же – Шекспира, Рембрандта, Бальзака, Толстого, Достоевского, Чехова. А их принадлежность к реалистическому искусству вне всяких сомнений.

Реализм всегда был и остаётся пытливым исследователем действительности и человека, исследованием, раскрывающим глубинные процессы жизни, сложность внутреннего мира людей. И именно потому, что выдающиеся художники-реалисты в полной мере достигают этого, их произведения несут в себе ту творческую энергию, которая заряжает многие поколения. Их художественные обобщения помогают людям разных эпох понять себя и развивающуюся жизнь. Изображение только внешнего облика действительности, её копирование, конечно, не может привести к такого рода результатам, равно как и чистое формотворчество, лишённое всяких связей с духовными потребностями человека.

Творческое исследование мира предполагает не только исключительную чуткость к тому, что в нём происходит, но и решимость художника проникать в сущность явлений и процессов, в каком бы внешнем облике они ни представали, – во всей полноте передавать правду жизни, защищать то, что содействует росту человека, социальному прогрессу. В своей книге «Человек как цель» итальянский писатель Альберто Моравиа пишет, что «реализм – это мужество». «Художник, – отмечает он, – является свидетелем. Свидетельствовать – значит называть вещи, то есть устанавливать их и утверждать их объективное значение для нас». И уже вследствие того, что реализм выявляет истинное существо вещей, утверждает их подлинную роль в человеческом обществе, он заключает в себе глубокие действенные начала.

В реалистическом искусстве выражено наиболее динамично сочетание объективного и субъективного. Поразительное богатство реализма основывается как на неисчерпаемости непрерывно меняющейся действительности, так и на богатстве, разнообразии творческих индивидуальностей, чьё образное освоение мира и обуславливает создание новых эстетических ценностей.

Подлинное произведение искусства всегда несёт на себе отпечаток личности его создателя, отпечаток его убеждений…

– — – — – — – — —

Обращаясь к опыту Достоевского: Алёше Карамазову оставался ещё год обучения в гимназии, как «он вдруг объявил своим дамам, что едет к отцу, по одному делу, которое взбрело ему в голову». «Всего вероятнее, что он тогда и сам не знал, и не смог бы ни за что объяснить: что такое как бы поднялось вдруг из его души и неотразимо повлекло его на какую-то новую, неведомую, но неизбежную уже дорогу».

Но даже и тогда, когда характер вновь возникших чувств и влечений осознаётся героем, побороть их он чаще всего не в состоянии. Таковы, например, процессы душевной жизни Дмитрия Карамазова. Помимо стихийных влечений героями Достоевского часто владеют разного рода идеи.

Широко освещённое Достоевским влияние идей, в том числе и разрушительных, было для него очень важным не только как обобщение реальных явлений жизни человека, но и как процесс, который показывал возможность восприятия нравственных принципов, превращения их в идею-страсть.

Одну из существенных особенностей изображения Достоевским внутреннего мира человека составляют исповеди, самовыражения действующих лиц. Исповеди являются неотъемлемой частью обрисовки как интеллектуальных героев, так и героев стихийного склада. Самопризнания характерны для действующих лиц, отличающихся крайним индивидуализмом.

Это постоянное обращение писателя к самовыражению индивидуума иногда объясняют тяготением его к драме…

– — – — – —