Людмила Максимова - С любовью, мама

Будучи школьницей, Татьяна Сергеевна большую часть свободного времени проводила в отцовской библиотеке и с заповедями божьими знакома была. Не убий – гласила одна из них. Теперь Татьяна Сергеевна была уверена, что муки принимает она в наказание за смерть отца. Просить девочку убить свою мать и тем самым взять грех на себя – нет, она не враг своему ребёнку. Бог смилуется и, возможно, вот-вот заберёт её. Но время шло, боли усиливались и уже не оставляли ни на минуту. Помочь Ирочка могла только одним способом. И она приняла решение. Но об этом не узнает никто, кроме Бога. Если он есть.

Ирочка ещё долго сидела у тела, любуясь чертами родного лица, впервые за много лет не искажённого болью. На губах мамы застыла улыбка, как показалось Ирочке, благодарная. Она позвонила и, в ожидании приезда бригады медиков, взяла из стопки писчей бумаги чистый лист. Подумав немного, вывела всего лишь одну фразу: «Прости меня, Боже, если ты есть». Затем вложила в объёмистую оранжевую папку, где подробно и вдумчиво описывала всё происходившее в эти страшные годы. Не столько в мире видимом, сколько внутри её самой. И тоску по сыну, и любовь к мужу, и надежды на внезапное выздоровление мамы, и отчаяния и снова надежды на скорое воссоединение с семьёй, и потрясение от письма мужа, сообщившего, что он живёт с другой женщиной, но на развод не претендует до тех пор, пока Ирочка не устроит свою жизнь в Израиле, и истории с реальными, а чаще вымышленными героями, и дерзкие мечты зеленоглазой маленькой женщины о счастье.

Поминальный стол соорудили всем подъездом. Соседи сами несли талоны на водку и продукты, а кто-то и деньги. Долго сидели, не столько вспоминая Татьяну Сергеевну, сколько жалея Ирочку.

Димон дождался, когда все разойдутся, и вернулся под предлогом забытого зонтика. Ирочка была рада его возвращению. Ещё во время похорон она обратила внимание на обаятельного светловолосого парня, в ком с трудом узнала недавнего мальчишку из соседней коммунальной квартиры. Сквозь скорбную маску, которую он старательно, но не всегда успешно натягивал на лицо, просвечивала безмятежная радость жизни. А её Ирочке последнее время так не хватало.

Рассмешить Ирочку в тот вечер Димону не удалось. Но проснулись они в одной постели, тесно прижавшись друг к другу. Ирочка уже давно лежала не шевелясь и надышаться не могла его дыханием.

– Я тебя люблю, – сказал Димон, прощаясь в прихожей долгим-долгим поцелуем в губы. В какой-то момент она открыла глаза и взглянула ему в лицо. Оно выражало блаженство. И Ирочка почти поверила. В памяти всплыла строка Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад!» Ну и пусть, подумала Ирочка, пусть не верное, пусть короткое, пусть греховное, но счастье!

Она ждала его каждый вечер. Но прошла неделя, другая, а он всё не шёл. Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Ирочка с выпрыгивающим сердцем бросилась открывать. На пороге стоял Артист с бутылкой шампанского в руке. Ей сделалось невыносимо тоскливо и захотелось выпить.

– Входи, – сказала она и прошла в гостиную.

Аркаша всё ещё надеялся перетащить стол в профессорскую библиотеку. На болтовню соседей о якобы готовящемся отъезде Ирочки к мужу внимания не обращал. Зачем ей Израиль, если рядом есть он, поэт Аркадий Бессер. Не теряя времени, он приступил к обольщению.

– На заседаниях союза писателей, членом которого я, как ты знаешь, я являюсь, мы иногда пишем экспромты. Давай попробуем. Ты, конечно, не поэт, но я тебе помогу.

Ирочка сама открыла бутылку, наполнила бокал и залпом выпила:

– А-а-а, – махнула она рукой, – давай попробуем.

Аркаша выдал заготовленный дома «экспромт»:

– Задуй свечу и прислонись ко мне.

Не говори, что истина в вине.

Что ты одна, то не вина,

Но ты не выпита до дна…

И в том же духе ещё строк десять, смысл которых сводился к тому, что Ирочке следует немедленно и навсегда пасть в его объятия. По мере того как он читал, она, никогда стихов не писавшая, но воспитанная на лучших образцах русской и зарубежной поэзии, приходила в бешенство. Осушив ещё один бокал, вышла из комнаты, но вскоре вернулась с карандашом и листом бумаги. Не отрываясь, написала и прочла:

– Не зажигая, не погасишь свечи.

А если прислонюсь, то лишь к стене.

И в этот серый скучный вечер

И не мечтай ты даже обо мне.

Хоть у тебя улыбка Аполлона,

И щедростью себя ты превзошёл,

Прости, мой друг, но я люблю Димона,

Хоть он сегодня снова не пришёл.

С видом непризнанного гения Аркаша резво встал и собрался уходить:

– А Димон, да будет тебе известно, надушенный и наряженный, ушёл со своей мамашей к Ленке свататься. Свадьба у него скоро. Женится он на молоденькой девчонке с квартирой на Крестовском острове и с машиной. Иномаркой, между прочим.

Схватив со стола бутылку с недопитым шампанским, направился в прихожую.

– Аркадий, задержись ещё на минутку, – мягко попросила Ирочка и, взяв листок со своим экспромтом, дописала:

Он спирт пил, водку и «Агдам»,

Душою был любых попоек,

Лихой захватчик разных коек,

Наивных девственниц и искушённых дам.

Расписалась, поставила дату и протянула Аркаше:

– Передай невесте Димона. Это эпитафия. Можно на памятник. Надеюсь, не скоро пригодится.

Прошло десять лет. Димон примерно-показательно жил в браке с молодой женой и сыном. Он даже бросил пить. Почти. Аркаша, продолжая проедать сокровища тайной комнаты, по-прежнему, а пожалуй даже ещё убедительнее, исполнял роль поэта. Исключительно с этой целью он зашёл в Дом книги, что на Невском проспекте, и, просматривая с умным видом новинки, наткнулся на солидное издание. Имя автора показалось ему знакомым. На обратной стороне обложки узнал лицо Ирочки. Трижды переизданный солидными тиражами и переведённый на несколько языков роман «Оранжевая папка». Он повертел книгу в руках, прочёл несколько страниц, наткнулся на главу «Соседи», узнал в ней себя и Димона и вернул книгу на полку. Не сразу, а так, между прочим, при встрече сообщил бывшему соседу о неожиданной находке. Димон блаженно улыбнулся:

– Если б ты только знал, какая она

сладкая.

Но к книге никакого интереса не проявил.

Такая Ирочка им была совсем не

интересна.

Необходимости так рано вставать не было никакой. Монастырские ждали Лизу не раньше двух часов дня. Она наконец напросилась на встречу.

Когда возникавшее в последние годы настойчивое желание отыскать своих институтских оказалось легко осуществимым благодаря незаконной торговле в электричках дисками с адресной базой, Лиза вспомнила только одну фамилию. Решение проблемы заняло не более пяти минут. По первому из выбранных номеров ей ответил знакомый мужской голос. На вопрос, может ли она поговорить с Монастырским Александром, голос отреагировал мгновенно: «Лизка, Елизарова, привет, а мы тебя потеряли». Наташа, казалось, была тоже искренне рада. Тем не менее времени для встречи они не находили несколько лет.