Андрей Никитин - Скептик

– Боже! – только смог сказать он.

Почему я?

Ноги словно онемели. Правая продолжала с силой давить педаль, руки, лежащие на руле, дрожали, будто через баранку пропускали слабый ток. Весь организм напрягся и стал твёрдым, словно Иван слился воедино с кабиной. Он отпустил ногу, но она казалось, так и не разогнулась, лишь горела, словно её опустили в кипящее масло. Иван заглушил мотор, медленно открыл дверь, надеясь услышать стон или хмыканье. Кроме скрипа двери, шума ветра и собственного стука сердца, отдающего в височную часть, он ничего не услышал. В голове, казалось, стучат барабаны. Шея и лицо были влажными. Он осторожно поставил ногу на ступень, затем, держась за сидение, слез на дорогу. Отдышался и почувствовал, что если перестанет держаться за борт грузовика, упадёт. Он обошёл грузовик сзади, и остановился. В свете луны виднелись две полосы, идущие от заднего колеса, цвета раздавленной вишни. Они сливались в бесформенное пятно, вытекающее из-под кузова. Пятно превращалось в куски чего-то плотного. Между задними правыми колёсами под неестественным углом торчала измазанная во что-то чёрное рука. В воздухе появился солоноватый неприятный запах. Иван продолжил обходить пятно, перед задним колесом лежало подобие кожаного мешка, в который засунули внутренности человека, вперемешку с тканью. Ноги Ивана подкосились. Перед тем как он упал на четвереньки, его вырвало на дорогу.

– Виталий, – прошептал голос.

Татьяна Труха замерла, услышав имя. По телу прошла дрожь. Никого в комнате не было, но она отчётливо услышала произнесённое мужское имя. Она побежала на кухню.

– Ты ощутил это? – спросила Татьяна, войдя и глянув на мужа. Безразличный взгляд оценил её просевшую фигуру, истощённую домашней работой, и вернулся к телевизору. В руке муж держал бутылку пива.

– Ничего не слышал, – ответил муж, недовольный, что его отвлекают.

– Меня будто кто-то позвал, а потом я ощутила вибрацию, словно что-то стукнулось в здание.

– Ты что, больная? – спросил Николай, глядя на жену, – наверное, лошади копытами стучат в конюшне. Пойди, посмотри, заодно принеси ещё бутылочку.

– Я уверена, что это не лошади, Коля. Я думаю, что-то случилось. Я ощутила, как по телу словно… словно…

Татьяна не находила слов, не понимая, как связаны её ощущения со смертью Виталия Божкова, сбитого в этот момент на дороге.

– На, возьми, – сказал Николай и допил остатки пива. Он протянул бутылку супруге. Когда она уходила, шлёпнул её по попке, затем уселся удобней и смотрел футбол.

Татьяна ещё не знала, что события, произошедшие сорок два года назад, в день её рождения, когда над роддомом блеснула молния, начали воплощаться в реальность. Её скрытые силы вырвались из заточения. Бабушка постоянно твердила, что она особенная, и женщина вскоре сможет в этом убедиться.

Борьба с Ужасом началась.

Константин Гусько осматривал место происшествия. Патрульная машина освещала местность, бросая синие краски на деревья. В ней сидел Иван Капелюх с побелевшим лицом. Рядом невозмутимо сидело несколько человек, среди которых был майор Дмитрий Суриков. Скорая увезла тело, о случившемся напоминала только лужа крови на дороге и стоящий посреди улицы КамАЗ. Костя обследовал место, где за несколько часов до этого стоял Виталик Божков. В метрах пятидесяти от дороги расположился старый жилой дом. Очертания его были видны в синем свете огней патрульной машины, антенна на крыше дома блестела при свете луны. Слышался лай собаки. Свет в доме не горел. Костя не знал, что живёт там Пётр Алексеевич Степанов, чей внук станет следующей жертвой.

Костя осмотрелся. Ветки деревьев упирались в ночное небо. Кусты шевелились от ветра.

Возле дороги стояла бригада оперативников, тщательно исследовавшая место происшествия. В задачу Кости не входило помогать им. Он лишь задержал виновника, но Иван Капелюх и не собирался скрываться. Он сам вызвал наряд полиции и скорую, чтоб зафиксировать происшествие.

– Костя, поехали, – крикнул парню Суриков, махнув рукой. Костя осветил фонариком местность, но ничего не увидел. Да и что там могло быть? Тонущая во мраке трава, пышные деревья, обросшие зеленью и усталый лунный свет, блещущий в дребезжащей листве. Мимо, словно привидение, на несгибаемых ногах прошёл Иван и направился к грузовику, следом за ним в грузовик сел полицейский. Они уехали. Больше у Ивана не было ощущения лёгкости, которое обычно сопровождает его при въезде в город. Сегодня он не сможет спать спокойно и ветки, смотрящие в окно, будут казаться измазанной чем-то тёмным сломанной рукой мальчика, торчащей из-под колеса.

Костя поглядел вслед удаляющемуся автомобилю и подошёл к майору.

– Веришь ему? – спросил Суриков, когда Костя плюхнулся на сиденье.

– Не думаю, что мальчик прыгнул сам. Его, скорее всего, толкнули. Надо выяснить его личность и что он тут делал в такое время.

– Действительно, komischerweise [2] komischerweise – странно. , – сказал майор.

– Что, простите? – переспросил Костя.

– Я говорю, это странно. Водитель утверждает, что мальчик сам прыгнул под колёса. Я сомневаюсь в этом.

Костя молчал. Суриков завёл машину. В свете фар тёмное пятно приобрело резкий гранатовый оттенок. Костя сглотнул слюну. Майор тронулся с места, не включив сигнал поворота.

– Вы знаете, у него были симптомы отравления, – говорил Роман Злобин, лечащий врач, принявший мать Евгения Майкова. Она не знала радоваться или переживать, когда дежурная сестра попросила её перед визитом к сыну навестить врача. Было двойственное чувство неизвестности, дающее надежду, но не ограждающее от беспокойства.

– Высокая температура, – продолжил врач, – рвота, красный зёв, очень напоминает симптомы дифтерии. Однако мы не обнаружили у него характерного слизистого налёта. Это очень странно.

Роман помолчал. Лицо стало обеспокоенным.

– Это первый подобный случай в моей практике, – протяжно сказал он, подводя итог. Почему-то, от этих слов у Натальи по спине пробежал холодок, будто ей провели холодным хирургическим инструментом вдоль позвонков. Было что-то неизбежное в словах Романа.

– Сегодня утром, что ещё более удивительно, все симптомы прошли, словно ничего и не было, – сказал врач и щёлкнул пальцами, – хлоп, и он здоров, словно можно отключить болезнь, как воду в кране.

Материнское сердце забилось сильнее, при словах «здоров», лицо засияло, но она не стала перебивать врача, боясь, что ещё есть печальные новости. Однако опасения оказались напрасными.

– Мы отпустим его, – сказал врач, откинувшись в кресле, надевая очки для чтения, – но до вечера пусть полежит у нас. Вы за ним наблюдайте, и если что-то малейшее вас обеспокоит, – Роман наклонился и прикоснулся к руке женщины, – сразу звоните мне. Обязательно.