Александр Ушаков - Тайны Востока

Искать виноватых во всей этой несложной истории бессмысленно! Добровольно от территорий не отказывался никто, и больше всегда получал тот, кто оказывался хитрее и у кого были лучше обстоятельства! На этот раз повезло Турции, а все остальное уже не имело никакого значения! И сам Кемаль достаточно ясно выразил все, что думал по этому поводу в связи с несколько запоздалым решением Вильсона по Армении, по которому ей отходили уже завоеванные Карабекиром Эрзурум, Ван и Битлис. «Бедный Вильсон, – с нескрываемой насмешкой заметил он, – так и не понял того, что границы защищаются только с помощью штыков, силы и чести!»

Вот так «дружили» между собой Ленин и Ататюрк, и, какой бы странной и удивительной эта дружба не казалась, она сыграла свою роль как для становления новой, теперь уже кемалистской Турции, так и для безопасности Советского Союза…

Постоянно беседуя с приятелями о Великой французской революции, Ататюрк стал интересоваться историей своего народа и с восторгом слушал рассказы Тевфик-бея о борьбе новых османов, как называли первых турецких революционеров, за конституцию.

Ататюрк, не имевший специальных знаний, конечно, вряд ли видел разницу между абсолютной и конституционной монархией, да по большому счету и не эти пока еще совершенно отвлеченные для него величины, интересовали его, а люди, которые первыми осмелились выступить против власти.

Начитавшись революционных поэтов, он мечтал о подвигах и, конечно, хотел слышать о них! Революция, борьба, жертвы, – вот что в первую очередь привлекало юношу. Разумеется, новые османы должны были походить на созданных его горячим воображением романических героев без страха и упрека. Иначе просто не могло быть: ведь ими руководил Намык Кемаль, так любимый им!

И Кемаль с восторгом слушал о том, как новые османы готовили покушение на великого визиря Али-пашу, олицетворявшего главное имперское зло. Но предатель выдал смельчаков, и все они были вынуждены бежать за границу. Но борьбы не прекратили и в конце концов все же уговорили султана принять конституцию!

Конечно, знай Тевфик-бей побольше, Кемаль услышал бы от него совсем другую историю и узнал бы о том, как самый выдающийся государственный деятель того времени Мидхат-паша после нескольких государственных переворотов, дорогого ему стоивших, возвел на престол тридцатичетырехлетнего сына наложницы бывшего султана Абдул Хамида II, обещавшего в обмен на султанский трон даровать стране конституцию. Узнал бы он и о том, как, едва опоясавшись мечом, Абдул Хамид сразу же забыл все свои обещания и только после того, как на Ближнем Востоке вспыхнул кризис 1875–1877 годов и Абдул Хамид дал согласие на проведение в Стамбуле международной конференции по обсуждению условий мира между воевавшими сторонами и проведению реформ в империи, султан выбрал из двух зол меньшее и даровал стране конституцию.

Ну и, конечно, он узнал бы о том, как, изгнав из страны Мидхат-пашу и разогнав совершенно не нужный ему парламент, Абдул Хамид установил самое страшное в истории Османской империи правление. Никто, включая даже самых высокопоставленных чиновников, не был в те годы защищен в ней от насилий, утраты имущества, свободы, а нередко и самой жизни. Люди исчезали ночью, и не всегда было даже понятно, за что их брали. В министерствах и ведомствах ряды чиновников редели буквально на глазах, а многие молодые офицеры армии и флота заплатили за свои либеральные убеждения жизнью.

Десятки, если не сотни тысяч султанских шпионов работали в армии, учебных учреждениях, в чиновничьих палатах и даже в семьях. И на основании их доносов султан каждый день отдавал приказы об арестах, ссылках и тайных убийствах. «Темные улицы застыли от страха, – описывал в своих мемуарах известный писатель Халид Зия те страшные времена. – Чтобы перейти из одной части города в другую, нужна большая смелость… Шпионы, шпионы, шпионы… Все без разбора боялись друг друга: отцы – детей, мужья – жен. Открытых главарей сыска уже знали, и при виде одних их теней головы всех уходили в плечи, и все старались куда-нибудь укрыться…»

При страдавшем маниакальной подозрительностью султане иначе не могло и быть! Спрятавшись в своем дворце, он постоянно менял здания и комнаты, отведенные ему для сна. Великолепный стрелок, султан нажимал на курок при каждом подозрительным шорохе, и нередко пули попадали в слуг или идущих к нему на прием чиновников. В своей подозрительности султан дошел до того, что даже на территории дворца его сопровождала целая армия телохранителей, состоявшая из албанцев, лазов, курдов, арабов и черногорцев, а сам дворец был окружен войсковыми казармами с особо преданными ему частями.

Из своего добровольного заточения Абдул Хамид выходил только по пятницам, когда ездил молиться в Святую Софию. Но, несмотря на свое затворничество, Абдул Хамид пока еще крепко держал нити управления огромной империей в своих руках. Но, увы, Тевфик-бей или не знал всего этого, или же просто побоялся говорить со своим учеником на тему, которая могла стоить ему головы…

После окончания военного училища Ататюрк попал на курсы генерального штаба. И был несказанно рад этому. Офицеры, окончившие курсы, получали звание капитана и своеобразный пропуск в военную номенклатуру империи. И все же пребывание в этих классах оказалось для него далеко не таким безмятежным, каким представлялось ему в годы пребывания в военной школе. Именно здесь он начал уже по-настоящему увлекаться политикой, к которой проявлял столь большой интерес еще в училище и которая оказалась его призванием.

Ататюрк стал много читать, благо в классах можно было достать практически любую запрещенную цензурой литературу. И поначалу он читал все подряд: от бульварных романов до «Духа законов» Шарля Монтескье и социологических трактатов Джона Милля, но постепенно стал отдавать предпочтение истории. Особенно военной. С огромным интересом изучал он биографии и подвиги выдающихся полководцев, среди которых за военный гений сразу же стал выделять Наполеона. Не ослабевал его интерес и к современной турецкой литературе, и наряду с Намыком Кемалем его все больше привлекал достигший вершин своего таланта Тевфик Фикрет.

Конечно, он не мог знать все о тех революционных процессах, которые уже вовсю развивались в Османской империи. Но, как и всякий одаренный человек, не мог не чувствовать приближение нового времени и, не пожелав оставаться в стороне от охвативших страну революционных настроений, решился на отчаянный по тем временам шаг и создал тайное общество «Родина». Ну а чтобы лучше понять, какой опасности он подвергался, достаточно еще раз вспомнить о тех «застывших от страха» улицах и всех тех, кто заплатил за свои либеральные убеждения свободой, а зачастую и жизнью.