Александр Ушаков - Конфуций

Иероглифы того времени были намного сложнее современных, и чтобы выучить самые употребительные знаки, требовалось мере несколько лет ежедневных занятий.

Если же называть вещи своими именами, то умение толковать весьма запутанные древние тексты давалось немногим.

Наряду с письмом в школах обучали основам счета.

Кроме того, в школьную программу входило обучение важнейшим обрядам: жертвоприношений предкам, вызова душ усопших, изгнания злых духов и проч.

Учащимся следовало заучить как жесты, из которых складывались эти ритуалы, так и слова всякого рода молитв и заклинаний.

Огромное значение придавалось знанию правильных отношений между людьми – правителем и подданным, отцом и сыном, мужем и женой, а также друзьями.

Обучали в школах пению, игре на музыкальных инструментах и воинскому искусству.

Письмо, счет, ритуалы, музыка, стрельба из лука и езда на боевой колеснице составляли традиционные «шесть искусств», в которых Конфуций совершенствовался всю свою жизнь.

Другое дело, что он не питал особой симпатии к военному делу и, даже став отличным стрелком из лука, сохранил стойкую неприязнь к демонстрации воинских доблестей.

Да и к своей славе искусного возницы на боевой колеснице относился с известной иронией.

Но в то же самое время не было прилежнее его ученика в изучении этикета, обрядов и словесности, которую древние китайцы ставили на одну доску со священными ритуалами.

Благородный муж не возвышает никого за речи, но не отвергает и речей из-за того, кто их говорит.

Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности

Благородный муж не стремится есть досыта и жить богато. Он поспешает в делах, но медлит в речах

По достижении 15 лет наиболее способные юноши, независимо от их происхождения, поступали в высшее училище, где дети привилегированных родителей учились читать и писать сложным иероглифическим способом, изучали философию и мораль, произведения писателей и поэтов. Там сообщались и некоторые сведения по астрономии.

Но в то же самое время обучение в этих училищах не способствовало развитию самостоятельного мышления, поскольку сводилось к заучиванию нравственных сентенций и сведений, завещанных предками.

Насколько это было тяжело, говорит следующий факт.

В училище, где много веков спустя учился Мао Цзэдун, от страшного перенапряжения, вызванного зубрежкой, только за полгода скончалось семь учеников.

Если верить некоторым историкам, то в одну из таких высших школ поступил и Конфуций, где его стали звать Чунг-ни.

И, конечно, Конфуций проявил незаурядное мужество, встав на тернистый и долгий путь постижения истины.

Будущий Учитель не мог не понимать, что «устремив всю свою волю к учению», он, сын воина, порывал со своей средой и собирался посвятить свою жизнь совершенно чуждой области занятий.

Более того, своим решением он обрекал себя на бедность.

И, тем не менее, он сделал свой выбор.

Почему?

Наверное, только потому, что мало избирать, надо быть избранным.

Старание, труд и прочие мучения дорогого стоят в любом деле, но первичен все же талант, без которого нельзя написать ни баховские фуги, ни «Демона», ни «Братьев Карамазовых».

Надо полагать, было и в молодом Конфуции то, что называют, божьей искрой, которая и заставляла его заниматься именно тем, чем он занимался.

И когда пятнадцатилетний Кун Цю решил «обратить свои помыслы к учению», у него, надо полагать, было не только огромное желание, но и все предпосылки для этого.

Именно по этой причине правильнее было бы сказать, что Конфуций не «избрал жизнь ученого», а «естественным образом оказался на пути ученого».

Но даже у него, избранного, по его собственным словам, еще долго оставались сомнения относительного того дела, каким он занимался.

Впрочем, его мечтания простирались, надо полагать гораздо дальше пусть и прекрасного, но все же образования ради образования.

Однако в пятнадцать лет он не мог знать, как сложится его судьба, и не надо забывать, что ему надо было на что-то жить.

Работа простых людей его не привлекала, а возможность занять то самое высокое положение, которого он не мог получить в силу своей бедности и незавидного социального положения, ему могло дать только образование.

Понимал ли он, что только «высокое положение» откроет ему дорогу для примения все его недюжинных знаний и способностей на пользу общества?

Вряд ли. Во всяком случае, сам он об этом ничего не говорил, да и не мог он уже в пятнадцать лет задумываться о том, как исправить нравственность в Поднебесной. Для этого у него не было ни знаний, ни понимания жизни.

Впрочем, на этот счет существует и другая версия.

Согласно ей, Конфуций не смог поступить ни в одну из высших государственных школ, где готовили чиновников по причине бедности.

Однако это не остановило Конфуция, и с пятнадцати пет он стал заниматься самообразованием.

– Я очень любил древних, – говорил сам Конфуций о своей учебе, – и приложил все усилия, чтобы овладеть их знаниями…

Возможно, так оно и было. Достаточно вспомнить о тех насмешках, которым «деревенщина» Конфуций подвергался при отправлении церемоний. И мог ли «сын человека из Цзоу» поступить в высшую школу, еще вопрос.

И смеявшиеся над Конфуцием люди, хорошо знали, где и как учили настоящему ритуалу и что никакие деревенские старшины не могли научить ничему хорошему.

Когда Конфуций прославился на всю Порднебесную, некий аристократ Гунсунь Чао из царства Вэй спросил ученика Конфуция Цзы Гуна, у кого учился его наставник.

В те времена был широко распространен обычай, согласно которому знатные люди приглашали для обучения своих сыновей постоянного учителя.

Поэтому Гунсунь Чао считал само собой разумеющимся, что ученый с такой репутацией должен был приобрести свои познания у очень известного наставника.

Ответил Цзы Гун в лучших метафизических традициях.

– Путь основателей Чжоу, совершенномудрых царей Вэнь-вана и У-вана, пришел в упадок, но не пропал полностью. Он сохранился среди людей, при этом достойные запомнили в нем великое, а мелкие и недостойные – неважное и второстепенное. Тем не менее, и то, и другое – части Пути. И куда бы мог пойти наш Учитель, чтобы у него не было возможности учиться? Да и нуждался ли он в постоянном наставнике?

Если перевести всю тайную суть иносказаний Цзы Гуна, то Конфуций мог учиться – и учился – в любой ситуации, у любых людей, не нуждаясь в отдельном наставнике, который постоянно обучал бы его.

Конечно, по большому счету вопрос о том, учился ли Конфуций в высшей школе, является чисто риторическим. И трижды прав был его ученик, когда говорил, что его Учитель был обречен на учение самим Небом.