Александр Скориков - Беда с этими честными

Но когда страхделегаты очутились в рыночной толчее, то увидели там… Мамедова. Бабушки, правда, видно не было, да и внучек интересовался всё почему-то особами молодыми и юными.

Он перехватывал очередную, шептал что-то на ушко, и уводил за киоск. И уже через пару минут девушка выпархивала оттуда вся сияющая, запихивая в сумку наимоднейшие сапоги.

Рассчитывать, что за киоском лежит в инвалидном кресле умирающая бабушка, было, по меньшей мере, глупо. И страхделегаты воспылали справедливейшим гневом: они тратят рабочее время, чтобы навестить этого нахала, а он здесь обделывает свои делишки. Ему нипочём сорвать общественное, запланированное месткомом мероприятие. Представьте себе, если бы они просидели полдня под дверью этого негодяя? С пересохшим – конечно, от волнения – горлом!

– Товарищ Мамедов! – окликает официальным тоном Перегудов своего подчинённого. – Вы же отпросились у меня с работы, потому что у вас больна бабушка!

– Конечно, – невозмутимо соглашается Мамедов, даже не очень смущённый появлением начальника, – но она в Баку.

У Перегудова от такой наглости отнимается язык. Увидев это, Чучкин берёт инициативу в свои руки.

– Вы знаете, как называется то, что вы делаете? – восклицает он, пиная ногой огромную сумку Мамедова с «товаром».

– Тс-с! – перебивает тот и, наклонившись, шепчет: – Это бизнес.

Перегудов приходит в себя:

– Вы, кандидат наук, получаете двести сорок рублей в месяц…

– П-ф-ф! Да разве это деньги? – презрительно сплёвывает Мамедов и доверительно сообщает: – Я вот здесь день проторчу – и оклад у меня в кармане.

Эта мысль вклинивается в голову Перегудова как томагавк, а Чучкин, ничего не замечая, продолжает напирать грудью на «бизнесмена», норовя в очередной раз поддеть ногой сумку:

– А где вы берёте столько?

– Из Баку подсылают.

– Больная бабушка?

Но Перегудов прерывает обличительный запал Чучкина, беря его за локоть:

– Но если за день – месячная зарплата, то, сколько же это выходит в месяц?

– В месяц? – не сразу находится Чучкин, проморгав, что мысль начальника свернула на боковые рельсы.

– В месяц! – сердится Перегудов. – В год! При моём окладе! Считайте же, чёрт побери!

Чучкин выхватывает из кармана калькулятор:

– А на сколько дней?

– Без выходных работаете? – деловито уточняет Перегудов у Мамедова.

– Без выходных, – вздыхает тот. – Адская работа.

– В среднем, месяц за год идёт, – подводит итог Чучкин, поднимая голову от калькулятора.

– То есть, – вслух размышляет Перегудов, – я месяц здесь – год отдыхаю, два месяца, – он возбуждается, – два года, три месяца…

– Три года ничего не делаете, – заверяет Мамедов.

– А я? – вдруг вспоминает Чучкин, но Перегудов его отталкивает:

– Или три года могу путешествовать!

– Или три года можно коньяк пить! – подсказывает Мамедов.

– Или три года играть в преферанс! – вклинивается Чучкин.

– Или три года на взморье лежать! – уже вопит Перегудов.

– Или три года можно сидеть! – добавляет неизвестно откуда взявшийся сержант милиции, плечом раздвигая Перегудова и Чучкина и беря за локоть Мамедова.

Онемевшие страхделегаты смотрят вслед Мамедову и милиционеру, потом Перегудов вытирает пот:

– Да, работа хорошая, но… вредность повышенная.

Но не проходят они и десятка шагов, как вновь окаменевают: из-за торговых рядов выворачивает Мамедов, но уже… один.

– А где сержант? – в один голос спрашивают Мамедова растерянные коллеги, а тот лишь пожимает плечами, не понимая их возбуждения:

– А что – сержант? Вы что же думали: сразу в кутузку? Ха! Моя милиция меня бережёт! – И, вздохнув, добавил: – Сержант – тоже человек. У него тоже жена есть. Тридцать восьмой носит.

Помогите, доктор, погибаю! От неизвестной болезни. Какие симптомы? Не вижу! Да не надо на меня так смотреть, доктор, я не псих, у меня вот и справка есть.

Доктор, я вам всё по порядку расскажу.

Как вы по форме догадались, я в ГАИ служу. Прихожу утром на пост – и всех нарушителей насквозь вижу. Вон «жигуль» скорость превысил, вон «москвич» на красный рубит, вон «Мерседес»…

Ну, думаю, голубчики, держитесь: сейчас я вас всех к ногтю.

Ан, нет, тут меня эта самая болезнь и подстерегает. Останавливаю я, допустим, тот «жигуль», только соберусь штраф выписать, а водитель, значит, бочком-бочком и что-то мне в карман – шасть и сунет!

И у меня в глазах сразу – щёлк! Налево гляжу, направо – нет «жигуля»! Пропал!

Останавливаю «москвич» – и его водитель к моему карману ладится.

Не поверите, доктор, полчаса не пройдет, карман, как опухоль, на печень давит, а в глазах ну просто просветление какое-то: куда ни глянешь – вокруг одни только честные люди.

Вот и прошу вас, доктор: справку дайте, что болен. А то на работе майор ругается, приказ уже заготовил об увольнении из рядов по недоверию. Никто, понимаете, верить не хочет, что я болен.

Что значит, нет такой болезни? Вы уж постарайтесь, доктор, отыщите в своих справочниках…

Что значит – ни в каких книгах нет? А я говорю – есть! А я докажу! Вот видите у меня в руках такой толстенький конвертик? Теперь я его вам в карман халата определяю.

Ой, доктор, что с вами?

Не видите? Меня – не видите? Но хоть бланк для справки различаете? Такбольше ничего и не требуется!

Одно тревожит – заразный вы теперь, доктор. Но утешает, что не мы с вами первые, кто заболел этой прекрасной болезнью, и не последние – за нами идут миллионы!

Почему болезнь «прекрасная»? Потому, что она единственная, где деньги платят тебе.

Шекспир сказал: «Весь мир – театр». Он был бо-ольшой оптимист.

Весь мир – это хоспис: место для неизлечимо больных.

Телеграмма пришла хмурым весенним утром. Владька прямо-таки вопил: «Срочно достань один гугол. Бери любой, даже левой резьбой. Расходы мой счёт. Надеюсь на твою сообразительность. Подробности письмом».

«Зачем ему? Машину купил, что ли?» – подумал Денисов и вздохнул: где его искать, этот гугол? Но делать нечего, раз друг просит.

Он вытащил из холодильника бутылку портвейна и спустился на этаж.

Отворивший дверь сантехник Митя, увидев торчащее из кармана гостя бутылочное горлышко, тут же выставил на стол стаканы.

– Понимаешь, мне нужен гугол, – сказал Денисов, не решаясь доставать из кармана портвейн: не напрасная ли будет трата? Правда, через секунду этот вопрос отпал сам собой, так как Митя взял инициативу в свои руки и, наполняя стаканы, радостно заверил:

– Гугол? Да у меня валяется где-то!

Денисов почувствовал облегчение, что всё разрешилось так быстро и удачно.

Но в гараже, перерыв весь хлам, Митя ничего не нашёл.