Любовь Сушко - Ястребиная охота. Хоккей – это жизнь

Оксана нас ждала около стадиона, вся такая длинноногая, расфуфыренная, она хотела понять, сможет ли справиться с собакой, или только поиграет и выбросить, а я оказался частью этого опыта по возможности ужиться молодого психолога и молодого пса, да и ее маленькая дочка плакала и просила собаку. Она должна была показать и доказать, что собака не игрушка, чтобы купив, потом назад не тащить.

Я, как только эту Сонечку увидел, сразу понял, что этой парочке никаких собак нельзя доверять, хотя и маленькая такая, но капризная и упрямая, уж если чего она захотела, то получит обязательно, да хоть из шкуры выпрыгнет. Вот такую девочку воспитали, разве же так можно с живыми существами поступать, если бы я умел говорить, то я сказал бы им все, что об этом думаю, но приходилось молча за всем наблюдать и только слегка подвывать.

Но чувству, что из шкуры придется выпрыгнуть мне, если я еще хотя бы минут несколько с ними проведу. А ведь Алины еще так долго не будет, мама дорогая, как же я выживу-то. Нет, не бывать этому.

В общем, я сразу решил от них сбежать, вот нашло на меня что-то, хоть стой, хоть падай, рванулся и побежал.

Они сначала ничего не поняли, звали меня, потом мама подхватила Сонечку, рванулись за мной, но я бежал так быстро, что даже без высоких каблуков, а она была на очень высоких каблуках, меня бы не догнала.

И для верности забежал я в ту самую дверь, куда хуккеисты заходят, их еще по телеку показывают, когда они из автобуса выпрыгивают и сбоку на стадион заходят, я туда и бросился со всех лап.

В общем, матч уже шел, никто меня не заметил, не остановил, и пролетел я прямо, как рыжая толстая стрела на стадион, даже шкуру по дороге не потерял. И остановился там, где сидели хуккисты и какой-то большой толстый тренер ходил между ними, и столько нехороших слов говорил, что у меня прямо уши завяли.

Если бы он мне на лапу не наступил, я может быть, его бы не тяпнул. А он рванулся к судьям, ну и мне на лапу со всего маха, со своей тушей и наступил. Он матерился, я визжал так, что весь стадион на меня уставился, наверное, думали, что это он так визжит, по-собачьи. Какой-то мужик стал отрывать меня от него, а у меня зубы не расцепляются, так вцепился, в общем, его тут же удалили, хотя он меня, а не тех судей материл. Но кто там разбираться станет, судьи же меня не видели, а наверное, этот орел и прежде замечен был в таком разговоре с парнями в полосатом. Иначе бы они еще подумали, удалять его или не удалять. А так прямо сразу ему на дверь указали. Он с теми же матерными словами и пошел.

В общем зубы мои разжались, когда он уже рванулся к выходу показывая мне какой-то неприличный жест. Я понял, что смерть моя пришла, а еще понял, что Алина меня тут никак не разглядит, не найдет – это точно. Тут и этого коня-то плохо видно, а я такой маленький. Хотя на руках у того мужика уже лучше меня видно стало. Но что-то подсказывало, что пришел мой смертный час, потому что если я и не был бешенным, то укусив этого Наза, – как его хуккисты называли, точно стал. Значит, меня все равно усыпят, чтобы заразу не разносил по миру.

И тут меня подхватил наряженный черной птицей, такой страшный мужик, их маскотами называют, он пляшет со всеми, веселиться. И на этот раз он стал со мной плясать.

Нас на кубе показали. Я там был такой большой и толстый, что чуть от досады не помер. Забыл о том, что минуту назад мог реально помереть, а теперь себя увидел, и так расстроился, что мама не горюй. Но эта минута славы и заставила Алину сорваться с места и броситься туда, где этот ястреб танцевал вместе со мной. Она бежала, сломя голову, отталкивая всех, кто стоял у нее на пути, прямо, как комета неслась прочь.

№№№№№

Когда я ее увидел, так и вовсе так лаял и визжал, что совсем охрип от радости, нет, ну кто поверит, что на таком стадионище кто-то и кого – то может отыскать.

Но нас отправили в службу охраны, она долго что-то писала и объясняла, обещала сделать прививку мне от бешенства, и только потом нас отпустили.

– Ты что творишь, как ты на стадион пробрался, где Оксана? Решил стать бродячим псом, да еще и грязного Наза укусил, он бы из тебя лепешку сделал, если бы не судьи. Им скажи спасибо. Но он нас с тобой еще найдет, и голову отвернет тебе точно, да и мне за компанию.

Я хотел сказать, что если бы его не укусил, то его бы не выгнали, и я бы никогда не нашелся, а растоптанный его ботинком, я вряд ли уже кому нужен был бы. Много чего мне еще хотелось сказать, но я просто прижался к ней и радовался, что все так хорошо закончилось. Кофта у нее была такая мягкая и теплая, что больше ничего для счастья и не надо.

Хуккей мы досматривали наверху, там был ресторан какой-то, потому что на арену нас уже не пустили. И укушенного туда не пустили тоже.

– Тебе не стыдно совсем, команда осталась без тренера и они проиграли, – трепала меня по загривку Алина.

Теперь мне было конечно, стыдно, но не тогда, когда моя жизнь была в страшной опасности, и я мог навсегда потеряться.

Но остались ролики и фотографии обо мне, даже хуккисты просили Алину показать того самого рыжего пса, который устроил тайм-аут и помог им выиграть.

Конечно, выигрывать надо честно, без посторонней помощи, но игра есть игра и всякое случиться может. Кстати, бешенством я не заболел, хотя укол от него мне все-таки поставили. Но обошлось без печальных последствии.

У нас тут беда случилась, хуккея нету уже пару недель, и моя Алина ходит какая-то грустная и молчаливая. Вот куда он делся интересно, какой – то другой хуккей по телеку все-таки показывают, но она его долго не смотрит, и шарф с ястребом не достает. И радоваться бы надо, но как-то тревожно становиться, потому что Алина без хуккея, как суп без соли, есть, конечно, можно, когда голодный, но очень не вкусно. Да и искать она начинает сомнительных развлечений, какие-то поэты вместе хуккистов появляются, а это порой опасно для жизни и здоровья точно. Телефон накалился, и все кто-то ей названивает. Сначала я думал, что это у нее какой парень завелся, и приуныл сильно, потому что если парень появится, то она про меня забудет, будет к нему бегать, его кости сахарные покупать, его за ухом чесать – все пропало, одним словом.

Потом я прислушался и понял, что если это парень, то не тот, соседский кот Матвей, который заглянул ко мне в гости, хоть и не Баюн, но в стихах и песнях разбирается, вот он и сказал мне, что разговаривает она с каким-то поэтом, плохим поэтом.

– А почему плохим – то, как ты это определил? – поинтересовался я

– Да потому что она все больше шипит или рычит, хотя и сдерживается, но из последних сил, а с хорошими поэтами так не говорят.