Михаил Садовский - Алгол. Роман

Но никто не мог бы догадаться об этом, глядя на неё. Только очень внимательный глаз мог заметить, как она задумывается, уставившись в одну точку, а потом делает резкое движение головой, будто стряхивая с себя нахлынувшие мысли и переключая их на другой лад.

Сергей краем уха слышал, что женщины в лаборатории в чём-то сочувствовали, бывало, Вере Николаевне, но сразу же забывал об этом. Его возраст не был готов для того, чтобы надолго запоминать чужие несчастья.

Его раздражала бесполезность их теперешней работы. Он был совершенно уверен, что надо всё переменить. Но что он мог изменить? Поговорить с Верой Николаевной? А если она не согласится, что, скорее всего, следует ожидать? Да и стоит ли сейчас, когда осталось так мало времени, затевать фактически новое исследование? Ему проще было отсидеть своё время: тему закроют, он вернётся в свою группу.

И Виктор уверял его, что лучше всего в данной ситуации промолчать. Логично, конечно. Но Сергей уже загорелся своей идеей и не мог устоять перед соблазном попробовать всё своими руками. Доводы рассудка не помогали. Он влюбился в мечту и не мог от неё отказаться без борьбы.

Теперь они втроём часто вместе сидели на стенде, хотя в этом не было необходимости. Они как бы искали общества друг друга и смутно чувствовали, что им надо поговорить. Но разговор не получался. Порой спорили о посторонних вещах или обсуждали какую-нибудь второстепенную проблему, но, будто сговорившись, не затрагивали главного, что их волновало.

По странному совпадению, а может быть, в силу сложившихся отношений, всем им казалось, что они давным-давно знают друг друга и работают вместе много лет.

С каждым днём чувство необходимости что-то изменить нарастало, и всё труднее становилось Сергею отважиться, и всё труднее было Вере Николаевне решиться.

Ключ подобрал Валька. Он знал обо всём со слов Сергея. «Был соучастником», и с ещё детской наблюдательностью замечал непонятную ему борьбу. «Из-за чего они оба так переживают последнее время? Ну, она-то ещё можно понять, из-за чего: диссертация, наверное, если тему закроют, погорит. Занервничаешь!

А он-то чего? Ему-то что? Работа и работа, его дело совсем сторона. Или он за неё переживает, так тоже непонятно, по какой причине. Вроде она ему родственницей не доводится?»

Сам Валька не переживал нисколько, но ему надоедало уже изо дня в день заниматься одним и тем же, а когда день кончался, выяснялось, что ничего нового не прибавилось. Он и над собой смеялся: «А мне-то что? Постигаю научную работу: очень увлекательно, очень перспективно и доходно, особенно для младшего лаборанта с окладом в шестьдесят рублей! А впрочем, я большего и не стою!».

Но из чисто эгоистических соображений ему тоже хотелось нового, интересного. Как всякому непосредственному ребёнку, ему быстро надоедали игрушки и хотелось других. А соизмерять свои желания с необходимостью он ещё не научился.

После очередного продолжительного молчания на стенде он спросил, ни к кому не обращаясь:

– А что, долго мы ещё будем так тренироваться?

Вера Николаевна готова была уже вспылить и поставить мальчишку на место. Он иногда раздражал её своей наивностью, граничащей с нахальством. Но Сергей опередил её.

– Ты бы помолчал, Валя, послушай, как воздух на волю просится.

Стенд и вправду издавал монотонный свистящий гул, работали на больших режимах. Они снова замолчали и не сказали ни единого слова до тех пор, пока снова Валька не произнёс:

– Ну, мне пора! – он уходил раньше на занятия.

– Роковым голосом произнёс тренер, – продолжила Вера Николаевна без паузы.

Они остались вдвоём.

Вечером Сергей обнаружил в почтовом ящике письмо от Нины. Она писала редко, не длинно, не коротко. Сначала о работе, о местах, в которых придётся побывать, о жаре, потом вопросы о его работе, о некоторых друзьях, а в конце – что скучает и скоро приедет. Сам он тоже не умел писать писем и поэтому не обижался на неё.

«Сколько ж мы не виделись уже?» Выходило много. Сначала ему казалось, что он от тоски сбежит туда, к ней в Среднюю Азию, потом понемногу успокоился и почувствовал, что хоть Нины и не хватает, но зато появилось много совсем ничем не занятого времени, и что это даже неплохо – немного побыть врозь. Потом Сергей стал замечать, что на свете есть ещё и другие девушки кроме его Нины, и если даже они чем-то и не устраивают его лично, то совсем это не значит, что они плохие. А его Нина всё не приезжала и не приезжала. Писала, что ей там интересно, и что срок практики им продлили, а потом из их института приехала в эти места экспедиция, и она устроила так, что смогла с новыми товарищами остаться ещё на некоторое время и заниматься своей работой. Действительно, стоило воспользоваться таким случаем, когда ещё попадёшь в эти места! Она писала, что там море интереснейшего материала, орнаментов, резьбы и вышивки, и плетения, и рисунков на коврах, и чего только, оказывается, там не нашлось, а кроме того, она немного и подзаработает, а это тоже не помешает.

«Странная она, – думал Сергей, – сколько лет её знаю, а всё никак не привыкну».

Он стал считать, сколько же лет он её знает. Выходило, лет пятнадцать.

Вот Ниночка, милая школьница, лёгкое платьице в полосочку. Она так здорово рисует, так свободно держится и так мило картавит.

Вот Ниночка кончает десятый класс и будет поступать, как и мечтала, в художественный институт на «прикладное» отделение. Она очень волнуется, ей немного жутко, что она такая взрослая, почти самостоятельная.

Вот Ниночка уже студентка. Она стала такой красивой, что на неё обращают внимание. Как приятно быть с ней рядом. От неё всегда пахнет какими-то необыкновенными духами, и одевается она очень интересно, она же в этом спец.

Вот Ниночка Круглова.

А рядом Серёжа. Он всегда удивляется тому, что Ниночке интересно с ним, и всегда её об этом спрашивает. А она так мило смеётся в ответ. Она всегда так смеялась, даже когда он впервые её об этом спросил, а потом, бывало, ещё и расцелует, поскачет на одной ножке и подразнит, совсем как маленькая девочка:

– Серёжка, ты просто прелесть!

Да нет же, прелесть – это она, Ниночка, и она об этом знает, и хочет, чтобы знали все. А почему бы нет? Она молода, и «прелесть», и свободна, и никаких забот, и ребята в неё влюбляются. А сама она влюблена в своё будущее, и всё так удачно складывается.

Сергей вспоминал какие-то обрывки разговоров, споры, какие-то виденные вместе фильмы и что она сказала, что подумала…

«А ведь я ни в кого больше не влюблялся. Странно всё в человеке. Не влюблялся, не влюблялся и не любил никого больше, а вот Витька уже не считает, сколько раз с ним это бывало, и ничего не нашёл. А я-то что нашёл? Судьба, товарищ… Какая всё это чушь. Боже мой, тошнотворно, противно». Он начинал злиться на себя, что до сих пор ничего так и не решилось, хотя от него, собственно говоря, ничего и не зависит больше.