Иван Ленивцев - Бабушка и «Варшавянка»

– С моей лодки еще никто не убегал, – уклонился от прямого ответа капитан второго ранга. «Варшавянка» мысленно поддержала своего командира, не стоит младшему по званию, по должности учить старшего – как бы потом неприятность из этого не вышла. За долгие годы службы лодка видела разных адмиралов, попадались и злопамятные, и даже, прямо скажем-дураки. Так что, правильно командир ушел от прямого ответа.

– Юлишь, капитан второго ранга! – раскусил командира лодки адмирал и, нахмурив брови, приказал: – Я запрещаю вам делать это, отвечайте прямо, без выкрутасов!

– Слушаюсь! – так же официально, ответил командир лодки. – Товарищ контр-адмирал, я бы этого беглого матросика назад в свою часть не отправлял однозначно. Это только усугубит его незавидную участь, заклюют его там как цыпленка-альбиноса, таких нигде не любят. Я имею в виду, беглецов-дезертиров. Перевести в другую часть – тоже не выход, понятно, что он и там не уживется. Так что, остаются два варианта: первый – демобилизовать парня, что нереально, второй – перевести и оставить служить здесь, при штабе, под вашим чутким вниманием.

«Варшавянка», будь она человеком, наверное, прикусила бы язычок от невольно вырвавшегося высказывания: командир, кажется, так и нарывается на неприятность.

– Шутишь, капитан второго ранга? Тебе не кажется, что ты в моем личном кабинете много шутишь? Молчишь? Вот и правильно, лучше помолчи… Ишь, умник нашелся… «оставить его служить здесь». Ты представляешь, что здесь будет через год? Этих беглецов наберется на целую штабную роту, если не на батальон. И будет у нас тут не штаб боевого соединения, а детский сад «Золотая рыбка» с адмиралом-заведующим, с офицерами-воспитателями, где я буду недисциплинированных матросиков из ложечки кормить, сопельки им подтирать, хороводы с ними водить вокруг елочки. Вот такая перспектива вырисовывается после твоих шуточек… Ладно, этот вопрос можно считать закрытым, возьму я этого маменькина сыночка под свою руку или, как ты там умно выразился, не обделю его своим чутким вниманием, пристрою в охрану штаба, чтобы на глазах был. Так тому и быть… пристрою.

Приняв решение, командующий базой еще раз прошелся по кабинету, затем зачем-то одернул китель и хорошо поставленным адмиральским голосом произнес:

– Итак, товарищ капитан второго ранга, прекращаем посторонние разговоры, слушайте приказ: сегодня в двадцать два ноль-ноль, лодка должна отойти от пирса!

«Как сегодня?! – мысленно вскинулась „Варшавянка“. – Но это же невозможно! Ну никак!»

– Товарищ контр-адмирал, вы что… – Казалось, от страха лодка захлопала рубочными иллюминаторами; сейчас командир, должно быть позабыв, где и перед кем он находится, выскажет что-то вроде: «вы что, совсем охренели» или «вы что, рехнулись».

– …Вы что, пошутили? Это же нереально! Дайте мне два дня… ну, хотя бы один день на подготовку к походу… всего лишь один.

«Варшавянка» испуганно прижалась к пирсу: адмирал часто задышал, ну точь-в-точь как штормом выброшенная на берег рыба. Его, бронзовая от загара шея, так грозила вывалиться из стоячего воротника черного мундира с золотыми погонами. Затем, еще раз окинув подчиненного ледяным взглядом, он процедил:

– Ты что себе позволяешь, капитан второго ранга! Ты мне тут не зарывайся, не в Государственной Думе находишься! Здесь не место для дискуссий. И я никому не позволю у себя в штабе анархию разводить! Два дня ему, один день! Хочет он, не хочет! Ты российский офицер, командир боевой единицы, не базарная торговка! Или ты забыл, что такое приказ? Забыл?! – почти закричал командующий базой. Адмиральские погоны, будто в такт словам хозяина, возмущенно приподнялись. – Так я тебе живо напомню!

– Никак нет, товарищ контр-адмирал, не забыл! – вскочил командир лодки и, не отводя взгляда от суровых адмиральских глаз, упрямо повторил: – Прошу хотя бы один день… ну, один.

«Варшавянке» показалось, что от возмущения адмирал схватит стул и швырнет его в окно, однако этого не произошло. Возможно, он хотел закричать, затопать ногами, замахать кулаками, однако, сдержавшись, произнес ничего хорошего не сулящим тоном, от которого у лодки местами отлетала ржавчина.

– Та-ак, что я вижу? А вижу, что вы меня так и не поняли, капитан второго ранга. Ну хорошо, я могу повторить приказ, только вы уж будьте добры выслушать его очень и очень внимательно, но учтите: в третий раз я его повторять не собираюсь… третьего раза не будет. Надеюсь, вы меня поняли? Итак, повторяю приказ… Приказываю: отойти от пирса в двадцать два ноль-ноль…

– Есть отойти от пирса в двадцать два ноль-ноль! – очень даже четко повторил приказ командир лодки.

«Варшавянка» видела, как напрягаясь каменеют скулы его бледного лица, она прекрасно понимала внутреннее состояние командира. За многие годы службы на флоте, лодка хорошо усвоила, что означает такое, вроде бы коротенькое, но на самом деле емкое слово: приказ. Она слышала бесчисленное количество самых разнообразных приказов: от деловито-кратких, строго служебных до, по-настоящему идиотских. И давно себе уяснила или, как говорят люди, зарубила на носу, что какой бы приказ не был, он подлежит обязательному исполнению. Какой бы не был: умри, но выполни. Лодка неоднократно видела, что умереть для русских моряков – раз плюнуть, однако лично она считает, что лучше умереть с пользой для дела, чем зазря, по дурости какого-нибудь вышестоящего начальника. А еще лучше: и приказ выполнить, и целехоньким остаться. Приказ на флоте – это нечто вечное, так думает «Варшавянка». Все уходит в забвение, от кораблей, лодок до большезвездных адмиралов, а приказ остается, он непоколебим, как сама жизнь. Лодка видела, как уже не одно поколение, начиная от простого курсанта и до адмирала флота выросло на этих самых приказах. Есть приказ – сказал «есть», взял под козырек, выполняй, не рассуждая. И будет тебе честь и хвала и заслуженная награда!

Все это так, все это правильно, однако «Варшавянка» видела и другую сторону приказа, назовем ее так – нелицеприятную. Это когда из-за не до конца продуманных приказов в море выходили неподготовленные к походу корабли. Как и в сегодняшнем случае. Спрашивается, зачем было выходить? Показать героизм или достойно погибнуть? А что еще остается делать? Приказ есть приказ. А попробуй командир откажись – сразу же последует безжалостный, как пуля, приговор: «Трус! Под трибунал пойдешь!» И тут же, в высоком кабинете снимут с должности, и хорошо еще, если бывший командир пойдет помощником на старый тральщик, а ведь могут и пнуть коленом под зад: вон с флота! Вот и получается, что приказ – «он и в зоопарке приказ», так изрекает мудрейший старпом лодки Гена, с которым она, как бы запанибратски. «А интересно, – подумала „Варшавянка“, – если бы мой командир отказался идти в тот квадрат, что бы ему за это было? Чисто теоретически? Впрочем, лучше об этом не думать, были в моей жизни похожие прецеденты, и все как один с печальным концом. Так что, как говорят люди, не дай бог…»