Кира Бородулина - По лезвию струн. Ностальгический рок-н-ролльный роман

Я так жду весну! Ее запах настойчиво пробивается сквозь остекленевший воздух. Данчер сто лет назад написал песню на английском «It’s Spring Again – I’m Young Again». Мы валялись со смеху, когда он ее пел под гитару. Вот и я по старой привычке связываю весну с переменами.

12 февр., вторн.

Вечером к нам зашла Линда. Принесла торт – лечить меня от хандры. Она, как всегда, жизнерадостна, что не очень вяжется с ее готическим имиджем. Мы слушали «Сплиновский» «Гранатовый альбом», вливая в себя чай.

– Дрон, от этого нытья тебе лучше не станет.

– Кума, не навязывай мне свои загробные серенады.

Мутча веселил наш разговор. Линда все-таки обалденная девчонка, хотя мы очень разные. Если бы меня спросили, с кем мне было тяжелее всего расстаться, когда я уезжал в Питер, я бы ответил: с Лин и с Данчером.

– Играешь где-нибудь? – подмигнул я.

– В «Фантоме». Слышал?

Я помотал головой.

– И славно!

– Что, чудики в черных сутанах, увешанные «анкхами» и раскрашенные, как жрицы любви?

Линда швырнула в меня ложку. Я поймал ее на лету.

– Очередной псевдоготический бэнд с ломаным английским и девичьими завываниями? – не отстал Мутч.

Лин сказала, что нам не удастся ее разозлить, как бы мы ни старались. Она относилась к тому замечательному типу людей, общение с которыми всегда в радость, а молчание не тяготит (за исключением утра после ее дня рождения, но это единичный случай).

Часов в девять Мутч куда-то ушел.

– За дозой? – шепнула Лин, когда за ним закрылась дверь.

– Не волнуйся, он не прячет дурь в моей квартире, – улыбнулся я.

– Можно подумать, ты искал!

Не нашелся с ответом. Когда молчание затянулось, я признался, что люблю, когда Лин меня навещает, и попросил ее заходить почаще.

– Дронов, ну тебя, вечно ты меня смущаешь!

– Извини…

Посмеялись, а потом стали говорить обо всем на свете, как ни в чем не бывало. Разве можно чувствовать себя одиноким, когда тебя окружают такие люди?

18 февр., пон.

Выходные прошли ужасно: так надоело лежать дома, захлебываясь кашлем! С удовольствием потащился в универ. Погода почти весенняя, свежий воздух мне на пользу.

В универе встретил Арсения. После лекций зашли ко мне, я накормил Сеню обедом собственного приготовления, далеким от совершенства, но гость неприхотлив. Мутч уехал на выходных, решил вернуться домой.

– А кто у него дома? – спросил Сеня.

– Мать, – ответил я, – отца он не знает. То ли он их бросил, то ли умер.

Честно, я рад, что он уехал – иногда не знал, как себя вести с ним, и это напрягало. Теперь есть возможность побыть одному. Можно позвать ребят, посидеть вечерком. Соскучился по ним.

В семь пришли Данчер, Линда, Сеня, Дэн и даже Риз. Кто-то принес пива и печенья (отличное сочетание!). Пока Дэн и Риз обсуждали философию Монтеня, Сеня с Данчером терзали старый телевизор, мы с Линдой ушли на кухню, и я спел ей слезливую муть, которую написал об Иоланте.

– Я немного завидую этой девушке, – прошептала Лин.

Не успел сказать, что завидовать не стоит. В кухню зашел Дэн и позвал в комнату – Риз уходит, надо проводить.

– И много у тебя еще таких баллад, колись? – спросила Линда уже в дверях.

Я пожал плечами, мысленно подсчитывая.

– Почему бы тебе не записать сольник? Откроешься с неожиданной стороны!

23 февр., субб.

Верная примета: если день начинается со стиха – все пойдет кувырком. В моем случае – с песни. Назвал ее «Город тающих лиц», но Данчеру и ребятам показывать не хочу.

Слова Лин о сольном альбоме не шли у меня из головы. Нет, не то чтобы я об этом никогда не задумывался. Было дело. И, разумеется, исключительно для себя – я вовсе не планировал открываться кому-то с неожиданной стороны. Я ж такой брутальный парень – и вдруг запою эту сопливую чушь! Мне стало интересно, каким меня видит Лин, какая именно сторона будет для нее неожиданной. Очень хотелось с ней поболтать, но как-то неловко звонить – все о себе да о себе…

Суббота, праздник, кабак «У Дрона» работает круглосуточно.

25 февр., пон.

В институте, где я учусь, много занятных людей, и в основном они сбиваются в шайки. Есть шайка отличников, которые считают себя умнее всех на свете. Шайка двоечников-завальщиков, которым на все плевать, но это не мешает им ненавидеть отличников. Шайка активистов, которые участвуют во всех общественных мероприятиях. Шайка музыкантов, которые точно знают, как извлечь звук из любой консервной банки. Также есть шайки модных девиц, пробитых рокеров, ролевиков… Короче, хрен знает что творится в вузах. Есть и отдельные личности, которые, по разным причинам, не примыкали к структурам. К таким относился и я. Есть и такие, которые успевали везде, в результате приобретали известность, которой позавидовал бы Оззи Осборн.

В моей группе мало народа. Еще меньше заслуживает внимания. Некоторые из шаек представлены очень ярко, например шайка ботаников, состоящая из пяти человек. Ходят на все лекции, все аккуратно записывают, считают себя героями, потому что поступили на такооооой факультет. Их ждет большое будущее: государство просто обязано обеспечить старательным студентам достойное существование с окладом в полмиллиона евро.

Как мне все это надоело – нет слов, одни буквы. Наверное, Сеня – единственный нормальный человек в этом болоте, но, к сожалению, он не в моей группе. Линда в том же корпусе на филфаке. Много читает и поставляет мне книги, чтоб просвещался. Или пересказывал ей краткое содержание тех, которые сама не успевала прочесть.

С ними-то мы и встречались в столовке, на большой перемене, и, если получалось, вместе двигали домой.

На этот раз получилось – мы шли к автобусной остановке и о чем-то говорили. Точнее говорили Сеня и Лин, а я молчал.

– У Дрохи опять депресуха, – подколол Астахов.

– Он весенний человек, зимой он всегда такой, – изрекла Линда.

– А, понятно… помочь никак нельзя?

Ответа Лин я не услышал – видимо, она пожала плечами.

– Ладно, придумаю что-нибудь! – шепнул Сенька с энтузиазмом.

Мне уже страшно. Он-то придумает!

28 февр., четв.

Моя жизнь поползла по скучной колее: институт, репетиция, дом… Никогда не думал, что меня это коснется. Умение Линды видеть необычное в обычных вещах, радоваться мелочам и создавать из ничего праздник восхищало и удивляло. Один день не похож на другой только потому, что в институте читали другие лекции, она ехала домой не в маршрутке, а в автобусе, слушала не «Сепультуру», а «Нирвану», одета не в синие джинсы, а в черные… словом, искусство, недоступное моему пониманию.

Сеня явился без приглашения. Не сказать, что я не рад его видеть, но его веселость и жизнелюбие сейчас меньше всего меня трогали. В отличие от меня, Сеня плохо переносил одиночество и обилие свободного времени.