Кир Фадеев - Пламенное сердце

Семь дней праздновала Тандария подвиги ратные. Счастливый правитель одаривал сынов золотом и каменьями драгоценными, раздавал чины высокие воинам, восхвалял их перед народом ледяным. И не было видно конца пиру славному.

А глубоко во льдах, окруженный вечной мерзлотой, гневался огненный владыка. Призывал он силы волшебные, обрушивал магию пламенную на темницу свою, но никак не мог разрушить чары ледяные. Угасало пламя Агнивира, предчувствовал он для себя скорый конец среди холодов тысячелетних.

Дочь его, принцесса Агунерья, смиренно сидела в объятиях цепей и с жаркой ненавистью смотрела на любого, кто приходил поглазеть на нее, как на чудо дивное.

Пировали тандарийцы, с шумом и песнями провожали каждый день. Лишь только младший сын короля, Барфакаджум, был хмур и печален. Никак не мог он перестать думать о прекрасной Агунерье, что томилась в ледовых клетках.

Потеряв покой, решил принц спуститься в подземелья. Тайком пробрался он в темницы и отыскал там огненную пленницу. Едва же приблизился он к ней и глаза их встретились, как поняли они оба, что влюбились. Неведомая и нерушимая сила связала их, сотворенных разными стихиями, рожденных в разных уголках огромного Узора миров.

Не устоял перед порывом Барфакаджум, припал он к клетке ледовой, желая коснуться совершенной пламенной красоты. И поцеловала его Агунерья, ведомая этой же чарующей силой.

И в тот же миг сотворила магия любви чудо необыкновенное – вспыхнуло сердце ледяное в груди у принца Тандарии и забилось новой жизнью. Засияло оно изнутри, зажглось ярким пламенем.

Движимый любовью, освободил Барфакаджум возлюбленную и попытался сбежать с нею из королевского замка.

Однако ж, как ни старался принц, как ни прятал Агунерью от глаз случайных, но так и не смог уехать с нею восвояси. Поймали их стражи ледовые, и вскоре уже весь дворец знал о проступке королевича.

Страшно разозлился тогда Айсараджин на отпрыска своего. Заподозрил его в измене коварной. И даже Агса, самый рассудительный и мудрый из ледяных воинов, не смог его переубедить.

Привели влюбленных на суд королевский, и был владыка Агнивир тому свидетель.

Едва понял он, что натворила принцесса, как закричал страшным голосом, проклиная ее навеки. Яростью налились глаза его, затрещало вокруг пламя жаркое.

И упала прекрасная Агунерья на колени, и закапали слезы ее, огненные искры. В молитве страстной просила она прощения отцовского, но не достучалась до сердца его.

Тогда, исполненный жалости, рядом с ней упал и Барфакаджум. Взмолился он властителю своему Айсараджину, заклиная отправить их с Агунерьей в изгнание вечное.

Холодной злобой исказилось лицо ледяного короля. Взревел он в бешенстве диком, выхватил меч из ножен и убил прекрасную принцессу.

Не издав ни звука, повалилась она тихо на пол, и погасло сияние ее, обращаясь в камень.

Обезумел от увиденного младший принц тандарийский. Помутилось сознание его, вспыхнуло сердце ослепительным огнем.

И пробудилась в тот миг магия неведомая. Пронеслась она ураганом смертоносным по древним чертогам, уничтожая все вокруг.

И воцарился хаос великий, и дрогнул мир Тандарии, разваливаясь на части. Ужасной болью скованный, кричал Барфакаджум во весь голос, и не было горю его предела. Не в силах терпеть страдания, вырвал принц тандарийский пламенное сердце из груди ледяной и разбил его на множество осколков.

Так и исчезло с Узора миров королевство ледовое, угасла в нем жизнь, подобно лепестку свечи. Лишь легенда, что древнее самого времени, продолжает передаваться из уст в уста, не позволяя забыть несчастную судьбу ледяного принца…

Дервуш умолк. Густая темнота мгновенно заполнила спальню, и воцарилась звенящая тишина. Онемевшие от восторга дети постепенно приходили в себя, едва слышно шурша простынями.

– И что же случилось после? – завороженным шепотом спросил один из мальчишек, высунув нос из-под одеяла.

– Ничего! – вставила бекарийская девочка. – Это ведь всего лишь сказка!

– А вдруг нет? Скажите ей, дядя Дервуш! – настаивал мальчуган.

Дервуш зажег маленький подсвечник с тонким огарком. Его веснушчатое лицо озарилось теплым светом, на губах заиграла хитрая ухмылка.

– Как знать, – вздохнул он. – Порой истории, очень похожие на сказку, оказываются самой настоящей правдой.

Он весело подмигнул девочке и подошел к окну.

– Ну а теперь – всем спать! – скомандовал он, задувая свечи в лампах. – Завтра нас ждет большой праздник, не забыли?

Он дождался, пока ребята улягутся на свои места, задернул поплотнее занавесь, чтобы лунный свет никого не беспокоил, и, пожелав всем доброй ночи, закрыл за собой дверь.

Арсения разбудил горланивший вовсю петух.

Перевернувшись на другой бок, Сеня погрузился в зыбкую полудрему, а надрывный птичий крик, как это иногда бывает, проскользнул в его в сон и обернулся странным кукарекающим павлином, что бегал по газону вдоль просторного двора. Все вокруг было обнесено крепким и непомерно высоким каменным забором, вплотную прилегающим к выпуклой стене какой-то башни. Сам Сеня стоял посреди узкой дорожки, перечеркнувшей лужайку пополам.

Где-то рядом стрекотали кузнечики, прогретый солнцем воздух благоухал ароматом трав. Сквозь сочную зелень выглядывали желтые пушинки одуванчиков. Толстый шмель, натужно жужжа, с трудом вскарабкался на цветок и, довольный, зарылся в его лепестках.

Сеня постоял немного, оценивая окружающее пространство, затем прошел вдоль каменной кладки, пытаясь найти выход. Но двери нигде не оказалось. Стена заканчивалась густыми зарослями папоротника, меж листьев которого виднелся небольшой чернеющий проем.

Сеня наклонился, рассматривая дыру, и на всякий случай еще раз огляделся. Никаких других проходов во дворе так и не обнаружилось.

Чувствуя себя Алисой из старой сказки, Сеня внутренне напрягся, готовясь встретить возможную опасность, и медленно раздвинул густые ветки…

Глаза сами собой открылись. Взору предстала залитая белесым солнцем потолочная фреска, изображавшая какую-то долину во время слепого дождя.

Надо признать, автор сего шедевра был настоящим гением. Капли сияли в дневном свете, отбрасывая на бледно-золотое небо переливающуюся радугу. От этого вида всегда веяло какой-то живой свежестью – то ли это воображение подсказывало, то ли вплетенное в краски заклинание помогало – Сеня так и не разобрался.

Он вздохнул полной грудью, стряхивая с себя остатки сна, и встал с кровати. Сэл в постели не было – видимо Сеня проспал несколько дольше обычного. Да оно, собственно, и понятно, ведь вчера жители Нанкура устроили шикарный пир в честь годовщины освобождения Кирана от тирании Нагарджуны.