Татьяна Брыксина - Тридцать три ненастья

– Как? В крайкоме комсомола обещали… Даже на икру намекали.

– Комсомольцы наобещают! А у нас выплата по результатам месяца. Да не расстраивайтесь вы, всё оплатим.

Деньги на дорогу до Москвы и Волгограда у нас были, конечно, даже с хорошим запасом, но стало обидно улетать с Дальнего Востока с пустыми руками – без заработка, без икры, без покупок. Отметили отбытие в командировочных удостоверениях и побрели в гостиницу собирать вещи. Билеты на самолёт купили так: Артём – Хабаровск, Хабаровск – Москва, Москва – Волгоград. Три полёта, две пересадки… Причём пересадки не короткие. Дорога не особенно пугала, ведь возвращение домой всегда сокращает расстояние.

Оставалось ещё одно большое дело – найти в Артёме мою сестру Лену. Её муж служил связистом на базе военно-морского флота, Лена – медсестрой на «скорой помощи». В Артёме они совсем недавно, оба молоденькие. На Дальний Восток их занесла именно служба Александра. Его направили сюда после окончания военного училища связи в Тамбове. Есть адрес их общежития – о чём беспокоиться? Со всеми своими вещами сели в электропоезд Владивосток – Артём. Через час-полтора вышли.

Где-то я, может, и не точна, ведь прошло более тридцати лет, но вспоминается так.

Общежитие нашли с трудом, вошли в подъезд угрюмого краснокирпичного дома.

– Скажите, пожалуйста, где нам найти Дворецких?

– Дворецкие здесь больше не живут. Переехали куда-то. А куда – не знаем.

Мы в шоке! Стоим с вещами на краю света, в чужом городе, оба уставшие. Где их искать? Где, на худой конец, переночевать, коли рейс до Хабаровска через сутки?

Вахтёрша посоветовала:

– Вы ребят поспрашивайте, здесь все друг друга знают, служат вместе.

Первый, второй, третий развели руками: «Не знаем!» А четвёртый ответил:

– Сашка Дворецкий? Он мой друг. Я знаю, где они живут. Пойдёмте, провожу вас, здесь недалеко. – И даже помог донести вещи.

Всё-таки случаются в жизни счастливые моменты!

…На скамейке у подъезда сидел Саша, строгал ножичком какую-то деревяшку: самолётик, по-моему, вырезал или кораблик. Что же ещё?

Эмоций – не опишешь! Оказалось, Саша ждал Лену, забежавшую в магазин. Через минуту-другую появилась и она – высокая, стройная, очень красивая… и строгая.

– Лен, ты чего такая суровая? Не рада нам?

– Рада. Просто устала очень.

А я бы на её месте визжала от изумления и восторга. Но это я!

Здесь следует сказать: жизнь свою Лена с Сашей строили очень серьёзно, где-то даже мужественно, с прицелом на большое будущее. Им ничего не давалось легко, за спиной оставалось трудное детство, упорная учёба, привычка рассчитывать лишь на себя. Лена – моя двоюродная сестра, дочь младшего из отцовых братьев. Когда она была маленькой, я любила её непередаваемо. Я и сейчас её люблю, но жизнь уже отдалила нас друг от друга. А тридцать лет спустя и пововсе развела. Я много раз пыталась вернуть былую теплоту в наши сложные отношения, но у меня ничего не получилось.

Елена с Александром стали современными успешными москвичами, имеют две квартиры и загородный тесовый дом. Их сын Володя получил образование в Англии, вырос красивым насмешливым блондином. Я не раз приезжала к ним в Москву. Они хорошо меня принимали, одаривали, но… Родную любовь не измеришь подарками и вкусными столами, коли ушло главное.

Ладно, пусть буду виновата я: не хватило деликатности, говорились не те слова, делались не те поступки. Ей-богу, без злого умысла! Это сейчас. А тогда… они хорошо нас приняли в Артёме. Саша одну за другой доставал бутылки из потайного запаса, а мы, дураки, не догадывались проявить скромность. Непьющие хозяева были, по-моему, в шоке.

Но кто бы им объяснил, что все поэты выпивохи, а эти двое ещё и устали чертовски, перенервничали, расслабились?

Лена постелила нам на своей кровати, а сами они легли на полу. Наутро я сняла с шеи серебряную цепочку, протянула сестре:

– Лен, больше нечего подарить. Хочешь ещё засушенную морскую звезду?

– Хочу. Тань, примерь моё платье. Оно вполне красивое, но мне великовато. Тебе не надо ничего купить из вещей? В Артёме очень хорошее снабжение, и магазин рядом.

Сбегали в магазин, купили мне замечательную финскую куртку на гагачьем пуху и стали собираться в дорогу. В аэропорту объявили о задержке рейса, а Лене надо было успеть на дежурство. Она уходила – такая лёгкая, такая родная, ни разу не оглянулась, а я смотрела ей вслед и давилась слезами: между нами начиналась огромная, бескрайняя далёкость.

Ненавижу расставаться, прощаться, разлучаться! Никто из любимых людей не заменит мне один другого. Все нужны! Плохо без всех! Так сложилось в моей жизни, что любовь я собирала по крупицам. В этой деликатной области я знаю больше о себе, чем хочу сказать. Могла бы, но не скажу. Зачем возвращать пролитые слёзы в высохшие глаза? Ведь ещё остаётся надежда!

За всю дорогу домой мы с Василием ни разу не поругались.

Собственно, записок таких нет. Могли быть, но их нет.

А вот форточник был. Звали его Рубен Карапетян. Худощавый красавец армянин с густыми, сросшимися на переносице бровями, орлиным носом и копной смоляных волос, он был пригож и женщинам очень нравился. Таково моё первое впечатление о нём. И таким оно осталось до конца. Макееву Рубен доводился закадычным дружком – в прямом смысле слова. Много было у Василия дружков, но без Карапетяна эти воспоминания не могут обойтись никак.

Познакомились они, когда Василий приехал на практику из Литинститута. Руководителем практики был Артур Корнеев, работавший в Нижне-Волжском книжном издательстве. Рубен Карапетян редактировал студенческую газету в политехе. В это же время Макеев начал сдруживаться и с Борисом Екимовым, только-только начинающим пробовать себя в литературном сочинительстве. Все молодые, легко идущие на контакт, умники с забулдыжинкой, с амбициями, любители пображничать на досуге. К ним липли многие начинающие поэты и журналисты Волгограда, но в близкое окружение попадали далеко не все.

Чуть позже обзавёлся первой семьёй Василий; Рубен женился на красавице Надежде; Корнеев переехал в Москву на ПМЖ; Екимов остался бобылём. Жизнь очень по-разному распорядилась их судьбами: «Кому – грудь в крестах, а кому – голова в кустах!»

Как ни прискорбно это, но Рубен Карапетян, не стяжав крестов на грудь, попал в ранжир тех, чья «голова в кустах». А какая была голова! И какой светлый исток!

Отец, дважды лауреат Государственной премии, работал главным конструктором бурового оборудования на одном из волгоградских заводов, мать вела домашнее хозяйство, воспитывала детей. Семья не знала ни нужды, ни особых потрясений. Лишь сынок огорчал временами, и матушка восклицала: «Какой был золотой ребёнок, а что из него выросло!»