Татьяна Батурина - Вериги любви

– А вы ее отпустите, побудьте в соборе, оглядитесь. Завтра у нас великое торжество.

Он провел нас по церковному двору, а когда зашли в собор, Лазарь указал на большую отдельно стоящую икону:

– Престольный образ Богоматери «Казанская», покровительницы города.

Поставили свечи, постояли в благоговейном молчании, меж тем в мозгу билась мысль: «Как быть, ведь я же некрещеная…» Но никто об этом не спрашивал.

Вскоре пригласили на трапезу, и я впервые увидела владыку Пимена и двух протоиереев – Алексия Машенцева и Анатолия Назаренко, а с уполномоченным по делам религии Юрием Бунеевым была уже знакома.

Трапеза проходила в архиерейских покоях: иконы, светильники, древние фолианты в книжных шкафах. Я сидела ни жива ни мертва, есть совершенно не хотелось, и моего самообладания хватало лишь на то, чтобы робко поклевывать с тарелки и слушать. То и дело ощущала внимательные взгляды присутствующих, мол, кто она, эта журналистка, чего от нее ждать? За этой трапезой я впервые услышала скорбные рассказы о подвижничестве иерархов и простых священников. Отважилась на единственный вопрос:

– Как же Церковь выжила?

Владыка ответил просто:

– Она молилась.

Понять тогда, в 1988 году, что молитва есть главное дело на земле, было непросто. А сколько еще надо было принять сердцем!

Посередине стола горела свеча в простом медном подсвечнике. К концу трапезы она почти истаяла, и я невольно думала, увижу ли, как догорит этот святой огонек, или он еще будет теплиться после нашего ухода? Хотелось, чтобы свеча не затухала. И она действительно не гасла, и словно золотые ниточки соединяли присутствующих на архиерейской трапезе. Потом владыка собственноручно вписал мое имя в приглашение на праздничные торжества.

Владыка Пимен говорил с журналистами строго-ласково, а в иные моменты им овладевало проповедническое вдохновение – и вокруг наступала та, особая, тишина, которую сам архиепископ называл «тишиною духа». О многом серьезном было тогда сказано. Помню, касаясь темы отношений Церкви и власти, владыка даже цитировал журнал «Коммунист», я скорописью обозначила на бумаге главное из журнальной публикации: Церковь не поступилась своим вероучением, не обманула доверия ни верующих, ни государства.

Именно на той пресс-конференции было сказано, что в Царицыне было более двадцати храмов, а сохранилось всего три: Казанский собор, Свято-Никитская церковь в Отраде и маленький Александро-Невский храм в Ельшанке. Это сильно впечатлило, и в душе затрепетало наивное желание: быть рядом! Репортаж с пресс-конференции стал моим первым телевизионным сюжетом православной тематики. До появления программы «Свеча» было еще далеко – как до другой, неведомой земли. Да я и представить себе не могла такого – отдельной православной телепрограммы! «Свеча» разгоралась потихоньку из совсем маленьких огонечков теленовостей о жизни епархии, которые время от времени начальство разрешало мне выдавать в эфир.

Память сохранила еще один, совершенно неформальный, момент пресс-конференции. На выходе из зала мне было слышно, как молодой священник с искренним недоумением спросил другого:

– Что это с ними случилось?

Тот пожал плечами, наверное тоже до конца не доверяя значительности происходящего: государство вроде признало Церковь, морально узаконило ее, об этом только что говорили чиновники.

К нам с Андреем подошел протодиакон Лазарь:

– Вы обязательно приходите завтра на Божественную литургию, вам это необходимо.

И я снова устыдилась своей невоцерковленности. Но на торжественный акт в соборе, последовавший за литургией, пришла. Сохранилась фотография: стою посреди церковного зала, без платка, растерянная; видно, как в центре владыка Пимен и протодиакон Лазарь переговариваются перед тем, как открыть торжество. Люди сидят рядами на стульях, у алтарной стены – стол с микрофоном, а справа, у самых окон, высятся певчие в белых одеждах. Горят паникадила и светильники, от икон исходит мягкое сияние… Неповторимое мгновение радости.

В тот день я чуть ли не впервые слышала не записанное, а живое церковное пение: звучала музыка Чайковского и Бортнянского, Чеснокова и Львова, Архангельского и Старорусского в исполнении двух хоров – Казанского и Свято-Никитского. Нынешний регент Казанского собора Надежда Фоменко тогда была певчей, регентовали Лидия Шепельникова, Лидия Герусова и Наталья Колесниченко. И они, и многие другие люди, с которыми я встретилась на празднике 1000-летия Крещения Руси, по сю пору согревают мою жизнь Христовой любовью.

Ах, как замирала душа, когда хор пел «Ангел вопияше» и Надежда вела высоко-высоко «Чистая Дево, радуйся…»! Через несколько лет регент Надежда Фоменко за свое служение будет удостоена великой награды Русской Православной Церкви – ордена Святой Равноапостольной княгини Ольги. А с Натальей Колесниченко мы напишем сорокаминутный духовный концерт, который будет исполнен на празднике 50-летия Сталинградской Победы. Его фрагменты потом прозвучат в первой программе «Свеча» 25 января 1995 года, в Татьянин день.

В память о праздновании 1000-летия Крещения Руси у меня дома на восточной стене висит икона святого Владимира, крестителя Руси, – дар владыки Пимена. Его милости удостоились все приглашенные на торжественную трапезу в ресторан «Южный». Началась она молитвой «Отче наш», которую пели все собравшиеся, и я видела, как трепетали не только свечи на столах, но и хрустальные подвески огромной люстры, когда вздымались на неведомую духовную высоту великие молитвенные слова: «Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на Небеси, и на земли…»

Так было хорошо! Я чувствовала себя в родной семье, которая долгие годы жила без меня, и вот я вернулась откуда-то издалека (откуда?), и меня встретили славной радостью, и стол накрыли, и благословили святой иконой.

Протодиакон Лазарь присел рядом со мной и Андреем:

– Владыка остался доволен сюжетом в «Новостях» и ждет вас к себе. Впрочем, на днях мы уезжаем в Саратов. Я позвоню, когда архиерей снова будет в Волгограде, организую новую встречу, договорились?

Конечно, мы были согласны и через какое-то время действительно увиделись с владыкой Пименом. Это снова было в Казанском соборе, и снова за трапезой, но я уже была в платке и поэтому чувствовала себя своей: бывает такое ощущение свойства, которое временами появляется в душе и как бы защищает ее.

Многое из сказанного в тот день запомнилось и сохранилось в памяти настолько хорошо, как если бы было записано на диктофон. Я узнала, что владыка выходец из дворянского рода (князь Дмитрий Хлевский), что в одно время он был наместником Троице-Сергиевой лавры, в другое – руководителем Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. (Подумать только! Через шесть лет, в 1994-м, будучи на Святой Земле и впервые войдя в здание Миссии рядом со Свято-Троцким собором, я увидела на стене портреты русских иерархов и среди них – молодого архимандрита Пимена!)