Татьяна Батурина - Взмах. Былое и дали в поэмах и стихотворениях

Взмах,
полёт,
Вечность…
Что споспешествует благополучному
течению человеческой жизни в земном мире
и счастливому продолжению её
в необъятной Вселенной?
Люди всегда будут думать об этом –
чаянно ли, нечаянно…
Народная мудрость просвещает:
«Каков жит, таков и побыт».
Да уж, лучше не скажешь…
Пролистаем страницы своих книг-судеб,
припомним прошедшее, помолимся
о будущем.
Очень надеюсь, что любители чтения
удостоят своим вниманием
книгу «Взмах»
и, может быть, примут к сердцу
былое и дали её поэм
и стихотворений.

Благодарю вас.

Прошу тебя, ветка, раскройся,
Распой мне свои небеса,
Пока не распелись колосья,
Не выспела люба-краса.

Ах, люба!
Пространность, прозрачность,
Приятственность яви и сна!
Неспешно восходит прекрасность
В лесу, на реке, у окна –
Везде, где спроста одиноко
Слежу за извольем весны
Являться с любой стороны:
Все Божии дали ясны,
Миры летописно красны!

Я их пережила – и страсти, и страданья,
Они вели-влекли неведомо куда…
Так мнилось мне, так ставились преданья!
Окрест – рядок к рядку – топорщились года.

Сначала их ростки цветочно-травяные
Мой взор ласкали, тож цветочно-травяной,
И стебли спелых лоз, лучи перевивные,
Качали сны мои, сияли надо мной.

А ныне всякий день – таинник многолесный:
Туда ль иду-бреду? А ну как заблужусь…
И дивно ль, что всегда найду росток Воскресный,
И душу – хоть в слезах! – но выведу на Русь.

Провижу род, святой над ним покров –
Красно глазам от знаменных полков!
О, русская испытанная рать,
Привыкшая за правду умирать!

Такой завет дал Александр Невский
Святой Руси – мы помним тот завет,
Как Отчие призывные повестки
И клятвы, для которых срока нет.

Под укрытьем Господнего Лика
Родословная доля жива:
Не напрасно ветвика-грустника
Красный угол в избе обжила.

Вкруг струистого иконостаса
Расселилась на снимках родня,
Неразлучна средь ночи и дня:
И рядком, и недале от Спаса,
И вдобавок напротив меня.

В полный рост перед родом покамест
Я стою на житейском юру,
Стукнет время –
поплачу, покаюсь
И по-доброму, может, помру,
А по-доброму – знать, поутру…

Словно гроздья лозы родословной,
Грустья мудрости лики хранят:
Всякий правый и всякий виновный
Всенаследным прощением свят.

В тихой грустности тихая радость,
Обретённая в робкой мольбе:
Не грустника ль душевную здравость
Нагрустила фамильной судьбе?

Дед грустничный туманится рьяно:
«Ты старшая тепе́ря, Татьяна,
Не чинися, согнися дугой
Да и будь всему дому слугой!»

По грустнике я память равняю
Да поминные слёзки роняю…

Татьяна, перед ликом Невским
Сокрыв платком надменность лба,
Склонилась ниц: сама мольба!..
И словно про́логом вселенским
Её раздвинулась судьба.

Татьяна (то есть я) узнала
Огни, светившие вдали
И рядом – с детского начала:
Святые шли со мной, вели
По велим данностям земли…

О, я постигла тягу мига!
Долга житейская верига,
Но Невский улыбался мне,
На верном скачучи коне,
Но честен век, и вестень-книга [2] Вестень-книга – совестная книга, куда записываются вести о прижизненных деяниях человека (авт. неологизм). ,
Поди, написана вчерне.

Терновка мне видна издалека –
Ещё с дороги, со столичной трассы.
Вот я с моста спускаюсь сыскоска:
Внизу плотвой пузырится река
И шебаршатся речи старика
С неистребимым взором ястребка –
Поди намял кому-нибудь бока
Иль учинил другие выкрутасы,
Теперь плетёт геройские балясы…

И всех-то учит, всех-то совестит,
Пересекает всякому дорогу –
Всея родни, всея округи Тит!
Кто ни честил вдогон его дороду…

То бродит, парусиною пыля,
Вдоль улиц за скучающим народом,
А то вдруг заелозит колея –
И дедова запырится тулья,
Как чучело, над чьим-то огородом.

Следит, пугает… Но каков закал:
Теснит людей и в зной, и в холодину!
Про тайну Тита знает стар и мал:
Он денно-нощно ищет дисциплину.
Не раз-не два заботная родня
Узилищем для тронутых страшила,
Тит только похохатывал: «Брехня,
Что на мою найдётся чья-то сила!
А коли так, родимая семья,
Держись меня, не то возьмусь за шкворень,
Чтоб помнила: моя семья – семь я,
Так Бог велел, а Богу я покорен».

А нынче дед добрался до меня:
– Залётная, живёшь на дармовщинку,
Не бережёшь хозяйского огня,
Изводишь на гово́рю про глубинку,
А это препустая болтовня,
Почитывали, знаем, не в новинку…

Я дрогнула, но двинула в ответ
Простительно-неробкие резоны:
Мол, про Отчизну не было и нет
Пустых письмен, а подлые трезвоны
Лжецов зазря пугают Русский свет…
Тит проморгался, погрозил перстом:
– Ох, и гневлива, чистая кумоха [3] Кумоха – лихорадка (казач.). ,
Но и права: пустое на пустом
Настеливает новая эпоха,
А нам к чему? Мы старому верны,
Уставному… Бывали властелины…
А нынешние, может, и годны,
Но дисциплины нету, дисциплины!..

С тем и ушёл своей дорогой Тит
В раздумиях о титульном народе.
Взгрустнулось мне: хоть старенький, но щит,
К тому ж душой уже в иной природе,
Где соловьится всякий воробей
И где не золко сердцу и не колко…
А сколь таких в Россиюшке моей!

И вправду: сколько?..

Блеснул во мгле равнины снежной
Дороги ранней чистотел,
И русской грусти неизбежной
Порыв, как тройка, пролетел.