Татьяна Батурина - Взмах. Былое и дали в поэмах и стихотворениях

Дар-горской переулок туманно тосклив,
Словно древние-древние нити наитий
Чья-то боль порвала – и пропал перелив
Небывалых теперь уже чувств и событий.

Я юницей жила среди яблонь и слив,
С белобровкой-дроздихой вела переклик,
Подорожник лелеял родные дорожки,
Заодно и худые мои босоножки,
Но, наверно, юница опрятно цвела,
Коли с ней Дар-гора разговоры толкла.

На земельке, дарёной когда-то царём
Погорельцам-гольцам приречного посада,
Всякий рос огородником и кустарём,
Почитая Царицын знатнее Царьграда:
Там ведь турки засели по милости зол,
Одолевших когда-то народ византийский, –
Да ведь это ж для всех православных позор!
И, наверное, крест –
И по чести российский.

Ох, и много родная земля наплела
Былей-небылей, сказочных нитей-наитий
Насквозила!
Как мать, за собою вела
В дали святожи́тий и простецких прожитий.
Да и то: Дар-гора не одна ведь была
Вручена царски-щедрым указом посаду:
Много раньше Царица Небес придала
Святоцарское Имя поволжскому граду.
И – невидимо! – Имя во граде живёт,
И мольбы о распятых соборах поёт.

…Вот Царицын вернул Александров собор –
Не вернёт ли очам царица́нским отраду,
Обратив долгочаемый взор на Босфор:
Не пойдёт ли с крестом Православным к Царьграду?

По Волге, как вечность, тянулась баржа –
Как целые годы!
И зноем, которым томилась душа,
Туманились воды.

Мы с чайкой-кричайкой со взгорка песка
Баржу провожали –
Ничью!
Не с того ль вдруг вскружила тоска
Песчаные дали?

С того ли, с сего ли потух окоём,
Вскипела окрестность,
И знойную томность омыла дождём
Родная небесность.

Я чайку прикрыла ладонью на миг,
Она встрепенулась,
Сквозь ливень вспорхнул в небеса её клик –
Ко мне не вернулась,
Исчезла за струйным нарядом дерев…
Я тоже исчезну:
К благим небесам возлечу нараспев
Сквозь мокрую бездну!

Высверкнул солнца абрис –
Тонко вскипел парус,
Волны пронзили борт
С именем «Аспарагус» –
Яхта помчала в порт!
Там, в садах, аспарагус
Благостен и здоров,
Имя его что парус –
Лилия средь садов,
Даже луканька [8] Лука́нька – бес (др. – рус). – хаос
Сроду не рушил кров
Пышной лилейной спаржи:
Люди не знают слаже,
И зеленей, и глаже,
И не гадают даже:
Чья, из каких сортов,
Вестница чьих штормов,
В коих спасался парус
С именем лилии-спаржи?
Ах, ну каков аспарагус!

Жарить картоху на певчем огне,
Пить молоко на нежнейшем легато [9] Легато – (ит.) музы кально-связное исполнение мелодии. –
Вдруг, аки чудо, в стаканах – стаккато [10] Стаккато – (ит.) музыкально-отрывистое исполнение мелодии. –
Киндзмараули и песнь наравне!

Музе ж пристало в пиано [11] Пиано – (ит.) музыкально-тихое, негромкое исполнение мелодии. – вине
Виться и в таловой млеть купине:
Ах, прикорнуть на её локотке,
Ах, убаюкаться в нотном платке
Под благодвиженье вод на Оке!..

Будьте ж заздравны, порадки [12] Порадки – наивные радости (авт. неологизм). раската –
Музыка памяти и жития,
Где веселюсь не последняя я!

О родине, о доме – лучшем самом! –
Не позабыть: там светит свет живой,
И молод мамин голос зазывной,
И стены детской столь любимы мной,
Что не побелкой пахнут, а бальзамом,
А улица, влекущая домой,
И ныне умещается во взгляде –
От солнышка до вынянченных глин…

Ужо цветёт во встречном палисаде
Какой-нибудь хороший бальзамин,
И пялится лучистое оконце
Наивным склом на солнечный закат,
Как будто за день не хватило солнца!
И ветр стучит в калитку нараскат.

Сиротский стук не слышать невозможно –
Так древен он, так жалостно-тосклив…
Но где же пёс в тревоге заполошной,
Где летный дед с щербатой миской слив?
В зелёных снах кирпичная дорожка –
Трава, трава без проблеска цветка,
А припозднись хозяин на немножко,
Ушёл бы дом с разгульного свистка.
Но вон, гляжу, кудрявится картошка
Вкруг погреба и птичьего кутка,
Висят рябые тряпки на заборе –
С нужды, поди, не взыскивает тать…
Пожалуй, поздно плакать о разоре
Земли – и рано вечность призывать.

Жива ведь Русь от веку и доныне,
Не зря лечу я в праздничном поплине
В домашнюю бальзамовую даль
С мечтою о хорошем бальзамине!

А сей цветок не жалует печаль.

Хвала ржаному караваю
До малых крошечек его!
Я хлеб жую да поживаю
Внутри народа моего.
Навряд какая перенова
Спугнёт задиристость кваска!
А щей святая установа,
Где и картошечка пухова,
Где и капусточка хрустка!..
Хватало б только мисок-ложек,
Лилась бы брага в скобтари, [13] Скобтари – деревянные чашки с двумя ручками-скобками (др. – рус).
Но для житейских переможек
Всего нужнее сухари
И ладны с ними, и привычны
Любые хоженья-труды:
И те, что кротко горемычны,
И те, что водят от беды.

По всей Руси в молебной лести
Сушили хлеб не впопыхах –
И он, что русич, честь по чести
Крепчал при семьях на часах.

От роду вечность озирая
Через обмолвки в букварях,
Я чудом знаю: и до Рая
Русь долетит на сухарях!

На белых холстах долгожданного сына встречала,
Но, муки снося, не от боли – от горя кричала.
Не чуяла рук милосердных, заботливых, древлих,
Не чаяла свету от слёз неизведанно велих,
Когда среди ночи душа на мгновенье прозрела
И страшные виды на скле пустоты разглядела.
В бреду ли, во сне ли, но видела льдистые горы,
В которых скользила она безо всякой опоры
С младенчиком голым у сердца, с младенчиком спящим,
Во зло и добро на руках материнских входящим.
Вдруг, словно из бездны, вползла-накатила лавина
И выбила, вырвала, выкрала млечного сына!..
Рванулась вослед, заметалась во льдах обомлело,
Кричала душа, сотрясалось ознобное тело,
И тихо сказала кому-то сквозь дверь повитуха:
«Авось разродится, коль хватит природного духа…»

Когда же младенец исшёл из жемчужного чрева,
Увидела мать над собою янтарное древо,
А перевязали алмазную нить-пуповину –
Навеки забыла бредовые льды и лавину.