Наталия Смирнова - Страсти по Самайну – 2. Книга 2

Мне хочется кричать и от этого крика я просыпаюсь. Это было много зим назад, но до сих пор я почти каждую ночь я вижу тот пылающий кровавый полдень, слышу мамин плач и просыпаюсь в холодном поту, а заснуть могу только слушая тихий бабушкин голос. Яркие кусочки былого счастья рвут мою душу на части, раз за разом возвращая память в прошлое.

– Ула, милая, опять? – добрый, по-старчески скрипучий, голос возвращает меня в реальность.

В комнате темно, только жаркий очаг неровно освещает середину красно-оранжевым пятном. Свет не достает до углов, скручивая тени в причудливые образы. Сильно пахнет травами, овцами и немного сыростью.

– Бабушка, ты не спишь?

– Да встала, уж рассвет скоро. На вот, выпей это, – бабушка протянула мне душистую чашу, до краев полную обжигающего травяного чая.

От терпкого привкуса отступила даже тоска, к которой я уже привыкла. Эта тварь меня уже не кусает, но и не уходит далеко.

Я накинула на плечи шерстяной плащ и вышла за порог. Под одежду сразу же пробралась колючая прохлада, защекотала нос. Вот и солнце просовывает тонкие пальцы сквозь голые уже ветви деревьев. Померкла поздняя звёздочка. За спиной скрипнула дверь – бабушка вышла следом за мной.

– Скоро замкнется Колесо Года. Готовятся люди к великому завершению цикла, к переходу к тёмному времени. Но пора тебе взрослеть, дитя мое. Вслед за Самайном придет Бейлихвен. Настал твой час пройти грань миров. Настал твой черед снискать благословения старухи Морриган и говорить с ее детьми.

– Мой?! Почему я, бабушка Брит?

Старушка молчала.

– А ты, бабушка? Ты пыталась с ними поговорить?

– Духи не хотят со мной говорить, дитя мое… Они являются лишь тем, кто чист душой и помыслами светел. Тому, кто верит беззаветно, кто выбран был судьбой.

– Но почему я? После стольких зим…

Я смотрела в её глаза и не находила ответа. Бабушка Брит лишь пригладила мои непослушные рыжие волосы и улыбнулась.

Глава 1

– Скоро замкнется Колесо года, – любила говаривать бабушка Брит, – Скоро взметнутся в небо жаркие костры. Страшитесь, люди! Содрогнитесь, духи! Покоритесь воли матери Морриган! Скоро, совсем скоро придет испытание Безвременьем.

Годы не сломили её, но оставили свой неизменный след: былая стать поникла да по лицу разбежалась паутина глубоких морщин. Волосы, сплетенные в две длинные косы, побелели, как снег, что приходит в Риурос.

Но как же шустро она управлялась! Без устали пекла хлеб и пресные лепешки, готовила дом к Темнейшим глубинам. Вдвоем мы загоняли овец с пастбища, отбирали слабых, что не переживут холодов, и закалывали. Вялили мясо и спускали его в погреб.

Зима тем временем основательно примерялась. То брызнет дождём вперемешку со снегом; то притихнет, тучу в сторону сдвинет и, кажется сейчас солнце выпустит, но нет. Дунет что есть силы ветром и вернет пузатую серую тучу назад. Жесткая снежная крупа из неё сорит и засыпает зеленую еще траву ледяным ковром.

Пусто, холодно, серо и больно внутри. Одиноко. Как же не хочется пускать тебя, зима! Только разве она спрашивает? Придет и надолго установит свои холодные неумолимые порядки. Оголит деревья, охладит воды, окурит деревню печными дымами и кострами Самайна. Малое солнце, и то будет ходить низко, да всё больше станет прятаться, отдавая большую часть ночи.

А я пережду Самайн да призову на помощь духов предков в Бейлихвейн. Предчувствие не обманет. Покачнется ткань мироздания. Истончится прозрачная грань миров, поведет меня тонкой нитью в царство теней да откроется то, что сокрыто грядущим.

Глава 2

– Чтоб тебе провалиться! Куда пошла, скотина проклятая, сид тебя побери! – тут и там раздавались крики, ругань, топот копыт тонул в чавчающей грязи. Селяне собирали свой скот на круглой поляне – надо прогнать их промеж священных костров, очистить перед зимой. Наступило Безвременье.

– Доброго вечера тебе, Ула! – поздоровалась со мной большая дородная женщина. Эпона спит и видит, как обручит меня с сыном Оланом в Лугнас.

Олана я помню еще угловатым прыщавым мальчишкой, играли мы в детстве в лесу. Теперь он высок и широк в плечах. Но последние десять зим Олан молчит. Молчит с тех самых пор, как его отца убили у него на глазах, так же как и мою семью. Он только мычит да смотрит в глаза пристально.

Во время священного шествия Олан взял меня за руку. Теплая у него ладонь. Его большой бестолковый рот расплылся в улыбке.

Пахло дымом. Плотное черное одеяло ночи подоткнуло края со всех сторон, укрыло круглую поляну, так что леса стало не видно. Только между темными стволами плясали неясные тени. Нечеловеческие. Огромные. Липкий противный страх овладел мною и все, что я могла сделать – не закричать да покрепче запахнуть на груди шерстяной платок.

Наутро погасли костры Самайна.

– Открой, Эйна! Я пришла просить помощи! – набравшись смелости, выкрикнула я. Дверь со скрипом отворилась и на меня из темноты воззрилась сморщенная, как печеное яблоко, старуха.

– Что тебе надо? – неприветлива ведунья, ох неприветлива. Руки, похожие на птичьи лапки, еще держат дверь, готовые захлопнуть ее перед моим носом.

– Желаю с духами говорить в Бейлихвейн!

– Дура! Как есть дура! Умоешься ведь слезами! – бесцветные глаза впились в сердце как острое копье. Эйна вздохнула сквозь остатки зубов, пропуская меня внутрь.

Земляной пол пах сыростью, глиные стены чуть потрескались. Под низким закопченным потолком на веревке сушатся травы. Эйнатихо забормотала и бросила что-то в котел над очагом, от чего жижа в нем стала черной.

День и ночь за окном смешались необъяснимо длинные, стягивая в общий узел дом, двор, желтый лунный блин, тлеющие головешки в очаге. Узловатые пальцы Эйны с черными ногтями протянули мне чашку, до краев полную варева:

– Пей! – от питья горло словно обмотало колючками, – А теперь иди!

Глава 3

Круглолицая луна танцевала в облаках, пока я возвращалась домой. От бега дыхание сбивалось, неровными толчками выпуская облачка пара, а стылая земля уже не чавкала под ногами.

Сколько же времени я провела у Эйны? Бабушка! Бабушка наверняка потеряла меня!

У порога наш пес прыгал мне на грудь и дурачился, но я отпихнула его и отворила скрипучую дверь.

Тишина стояла такая, что ее можно было потрогать. В очаге плясали всполохи огня, а по глиняным стенам двигались кривые тени. Казалось, воздух корчился от напряжения.

– Улаааааа… – услышала я. Голос был низким и совсем не бабушкин. Она сидела на стуле прямая как палка и неподвижная, словно каменное изваяние. Ее глаза смотрели куда-то сквозь меня, а рот не двигался.

У меня внутри все сжалось и сердце гулко заухало в груди. Я огляделась в поисках источника звука. Может кто-то спрятался и шутит так? Нет. В доме никого, кроме бабушки. Только овцы спали и во сне тихо взблеивали.