Валерий Гусаров - Записки сивой кобылы. На трезвую голову

Следующий день прошёл в кабинете, куда Мишку привели к старлею, военному дознавателю, который представился, но Мишка и не пытался запомнить фамилию. Молодой старший лейтенант упорно называл разговор следственными действиями и аккуратно записывал ответы на казённые листы, заставляя Мишку подписываться под каждым.

От этого дознавателя Мишка узнал, наконец, что он отсутствовал в части целых девять суток, и что называется такое уже не «самоволкой», а беспричинным оставлением воинской службы или дезертирством. Здесь не отделаться гауптвахтой, возбуждается уголовное дело с грозящим наказанием в виде направления в дисциплинарный батальон. Всё остальное Мишка выслушал из уст дознавателя как-то безразлично и отстранённо, в голове осталось только «дисбат», короткое и пугающее слово.

После обеда, до которого Мишка почти не дотронулся, в камеру заглянул старшина-сверхсрочник, дядька, годившийся в отцы. Он что-то говорил, даже жалел его, но сказал, что ничего исправить уже невозможно, о его проступке известно в Штабе округа и наказание неизбежно.

Безразличие постепенно сменилось состоянием полного отчаяния. За два с лишним года Мишке довелось услышать многое о дисбате. Что-то из услышанного наверняка было «страшилками», передающимися из уст в уста военнослужащими, но что-то могло оказаться и правдой. Отчаяние разрасталось. А когда Мишке сообщили, что завтра переведут на гауптвахту округа, на Садовую улицу, нервное напряжение достигло апогея.

И тут совершенно случайно в одной из щелей между крашеными досками пола Мишка заметил половинку лезвия бритвы, когда-то, видимо, спрятанную одним из прежних обитателей камеры. Позже Мишка не мог объяснить и самому себе, как пришло ему в голову подобное решение, но оно пришло. Пришло стихийно, быстро, вне всякой логики и без размышления о последствиях. В таких случаях говорят: чёрт за руку дёрнул.

Мишка лихорадочно глянул на квадратик в двери, не наблюдает ли за ним всевидящий глаз? Нет, никого с той стороны не было.

И тут, решив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, Мишка схватил бритву и полоснул по одной и по другой руке. Но боли не почувствовал. Тогда он деловито спустил вниз закатанные рукава и лёг умирать.

Дальнейшее вспоминалось с трудом: носилки, санчасть, затянутые жгутами руки, машина, везущая в неизвестность, уколы, белые халаты, опять машина и полный провал…

Значит, его упекли в «дурку».

– Какой дурдом? – спросил он товарища по несчастью.

– Я не питерский, не знаю. Но парни говорят – Скворцова-Степанова, – ответил Саня. – Здесь полно местных гражданских.

– И чего, все дураки? – поинтересовался Мишка.

– Есть и дураки, но большинство нормальных, вроде бы.

Напряжение неизвестности прошло, можно было внимательнее оглядеться. Прямо напротив был проём почему-то без двери, за ним виднелась большая палата с рядами коек, на которых лежали люди. В проёме справа стоял стул, на нём сидел молодой, здоровый парень в белом халате, спокойно дремавший. Налево тянулся длинный коридор, заканчивающийся окном.

– А курилка тут есть?

– Вон в конце коридора туалет. Его открывают каждый час на 10 минут. Пошли, покажу.

Туалет был открыт, курили четыре человека. В помещении унитазы, писсуары, белые кафельные стены, почти как и во всех общественных туалетах. Почти потому, что отсутствовали краны и ручки для слива воды, вместо них сверху в стене были кнопки. Под потолком жужжал вентилятор, уносящий табачный дым.

– Спички тут не разрешают, прикуривай у мужиков, – промолвил Саня.

Курильщики, сделав по последней затяжке, ушли. Держать сигарету в руке, плотно привязанной к телу в локтевых суставах, Мишке было неудобно.

Сигарета уже подходила к концу, когда в туалет зашёл мужичонка неопределённых лет с пустым взглядом и остановился в полуметре напротив Мишки. Протянув руку с прямыми пальцами к его лицу и шевеля указательным и безымянным, он, как заводной, заверещал: «Оставь! Оставь! Оставь!». Изогнувшись, Мишка переместил хабарик изо рта в руку и протянул просящему. Тот взял, присел на корточки и, держа окурок двумя руками, набирал дым в рот и выпускал, не затягиваясь.

По физиономии его при этом разлилось полное блаженство. Добив «бычок», он выбросил остаток в унитаз и удалился, не проронив слова.

– Это Серёжка из третьей палаты. Не бойся его, он безобидный. Говорят, он здесь уже лет десять безвылазно живёт, – сообщил Саня.

Тем временем в дверях появился санитар и попросил их на выход.

Отделение оживало. В коридоре появились медсёстры с подносами и расставленными на них лекарствами. Больные разошлись по палатам. Саня тоже ушёл в свою палату, Мишке ничего не оставалось, как лечь на койку в коридоре в ожидании дальнейших событий.

В коридоре лежал он один, ещё пара коек вдоль стены пустовала. Лежбище не было уютным, но Мишка попытался отрешиться от реальности и попробовать понять с возможным спокойствием, что может ожидать его в ближайшем будущем.

Он вспоминал, что известно ему о психиатрических больницах, о сумасшедших домах, но в голову, кроме анекдотов и каких-то баек, ничего не приходило. Оставалось только ждать.

Мишка наблюдал за перемещением белых халатов по коридору и их появлением из постоянно закрываемых на ключ дверей, за которыми он разглядел другой коридор и понял, что отделение продолжается и дальше, но пациентов туда не пускают. Открытыми оставались только двери палат, все остальные открывались и закрывались только медперсоналом специальным ключом.

На отделении постоянно присутствовали два дюжих молодых санитара, один из которых сидел у палаты почти напротив Мишки, а второй ходил, если не сказать – патрулировал – по коридору. Через какое-то время они менялись. Сам коридор был пуст абсолютно, никаких шкафчиков, холодильников, столов, как в обычных больницах, не было.

Внезапно откуда-то с высоты раздался металлический голос из динамика: «Медсестра Иванова, пройдите в кабинет главврача!».

Через мгновение к двери подошла женщина, открыла её и ушла, предварительно проскрежетав ключом с той стороны. Кабинеты врачей находились в той, другой части, понял Мишка.

Видимо, прошёл час. К койке подошёл Саня и сказал: «Пошли курить. Туалет открыли».

Действительно, там уже стояли несколько больных и по очереди прикуривали от коробка в руках санитара.

– Саня, а курево здесь купить можно?

– А у тебя деньги есть?

– Да были где-то в карманах…

– Ты эти карманы увидишь только при выписке в лучшем случае. Здесь даже тумбочек нет. Говорят, на той половине есть, там даже телевизор присутствует. Но туда ещё нужно попасть.

Санька находился тут уже почти две недели. Жизнь в дурдоме, притом в закрытом отделении, не баловала разнообразием. Его порезанные руки зажили двумя свежими шрамами, психологическое состояние, что довело его до безумного поступка, за эти дни стабилизировалось, и он явно заскучал. Появление на отделении нового человека в лице Михаила, а ещё с явными внешними признаками того же, что Саня пережил двумя неделями раньше, несколько оживляло существование. Он почувствовал себя неким гидом. Эта роль ему явно нравилась.