Сергей Миронов - По мотивам того, чего не было

Идти ему все равно было некуда: отчий дом находился далеко, да и домом он его больше не считал. Там все было чужое: люди, которых он когда-то любил и считал своей семьей, места, в которых рос и становился мужчиной. Все изменила война, расколовшая тамошнее общество на тех, кто приветствовал новый режим, и тех, кому было что терять.

Максим, однако, оказался в числе тех немногих, кому новый режим был противен. По мере развития политических событий домашние споры и незначительные конфликты переросли в систематическую конфронтацию. В скором времени на семейном совете постановили, что Максиму следует покинуть дом и больше никогда не возвращаться. Он с радостью согласился и, собрав немногочисленные пожитки, отправился в Киев.

Он преодолел все блокпосты, которых на пути было удручающе много. Где нужно – «подмазал», когда закончились деньги – отдал мобильный телефон, затем – серебряное кольцо-печатку, нательный крест и даже швейцарский перочинный нож. Он нагло врал и клялся, что всем сердцем и душой любит родные места, верит в светлое будущее республики и ни за что на свете не променяет терриконы и запыленные сажей подоконники на что-то другое. Со скрипом его пропускали.

А на самом последнем блокпосте, прямо перед границей, он не смог договориться: не поверил невысокий парень с бугристым лицом, что у Максима ничего ценного не осталось. Сепаратист приказал вывернуть карманы, и ничего в них не обнаружив поинтересовался, как можно ехать в Киев без копейки за душой. Максим не ответил. За дерзость его пнули в живот прикладом. Лежа на земле, бедолага глядел на сидящего на корточках невысокого парня с бугристым лицом. Живот пылал огнем, но Максиму было плевать. Он был готов на все, лишь бы оказаться по ту сторону.

Когда после многочисленных злоключений Максим все же достиг Киева, он подумал, что теперь начнется настоящая жизнь: он обзаведется новыми знакомыми, устроится на работу, быть может, пойдет учиться. Парень верил, что все непременно наладится, но получилось совсем по-другому. Чернорабочих, готовых грызть бетон за копейки, в городе было полно, да и об учебе думать было поздно: сроки поступления он пропустил. К тому же все усложняли сломанные тем гадом ребра. Парню срочно требовалась крыша над головой и немного покоя.

Максим обосновался на вокзале. Днем тынялся по околицам в поисках еды и работы – благо, было еще не холодно; а по ночам устраивался где-нибудь в холле. В скором времени одежда поистрепалась, и стало труднее убеждать сотрудников железной дороги, что он не бездомный, а просто ожидает свой поезд. Люди не были к нему ни добры, ни злы: они просто выполняли свою работу.

А потом случилось чудо: он увидел объявление о поиске сторожа поля для пейнтбола, располагающегося на Трухановом острове. Платили, конечно, немного, но найти жилье само по себе было большой удачей. Да и место сперва показалось замечательным: почти дом отдыха, да еще и с видом на город. Тут, подумал Максим, он сможет перезимовать и зализать раны. Так и началась новая страница его жизни, в которой он тяготился одиночеством и безысходностью больше, чем когда-либо прежде.

Впрочем, в последние дни Максим совсем раскис: почти не спал, почти не ел, а весь сегодняшний день и вовсе провел в кровати. Он неуверенно ступил на песок, который предательски заплясал у него под ногами, как заплясало и все вокруг. В приступе слабости, накатившей безжалостной волной, Максим оперся рукой о небольшое деревце, что росло прямо у входа в вагончик, и закрыл глаза. Отпустило. Стало быть, и дерево можно оставить в покое.

Свежий морозный воздух отрезвил. Потерев глаза, Максим увидел, что уже темно. Наступило самое тяжелое время суток – ночь. В темноте особенно сильно чувствовались одиночество и холод. И хотя к вагончику был подведен свет, который парень никогда не выключал, хотя там имелся калорифер, помещение казалось совершенно безжизненным и насквозь пропитанным сыростью, одиночеством и безнадежностью. Ночь и холод стали главными врагами Максима. Ночь, душевный холод и… вода.

Странный звук привлек внимание. Паренек замер, не двигаясь и не дыша, пытаясь расслышать что-то в монотонном завывании ветра и шелесте листьев. Звук доносился со стороны реки и был похож то ли на писк, то ли на скрип. Он что-то напоминал, но вспомнить, что именно, никак не удавалось. Заперев коморку, Максим побрел к реке.

Не без труда забравшись на песчаный бархан, он окинул взглядом узкую полоску берега и примерно в тридцати метрах заметил стоящего на коленях мужчину с металлоискателем, который выискивал что-то в речном песке. Смотреть за поиском артефактов было куда интереснее, чем сидеть в ненавистном вагончике, и Максим устало опустился на песок, обнял колени руками и принялся наблюдать.

Выкопав яму, мужчина взял что-то правой рукой и провел ею у металлоискателя – раздался писк. Поисковик отложил прибор в сторону и с воодушевлением принялся разглядывать находку, которую, впрочем, через мгновение злобно зашвырнул в реку. Он закопал яму, взял металлоискатель и, водя им параллельно земле на расстоянии нескольких сантиметров, медленно побрел вдоль кромки воды. Периодически приспособление издавало звуки, отличавшиеся частотой и высотой звучания. Каждый раз, когда это случалось, мужик останавливался, несколько раз проводил металлоискателем над местом, где раздался звук, принимая решение, стоит копать или нет. Как правило, мужчина двигался дальше.

Над одним из сигналов археолог задержался дольше обычного. Он выкопал довольно глубокую яму, но все никак не мог обнаружить предмет. После нескольких минут безуспешных поисков незнакомец вскочил, сделал неопределенное движение рукой и только тогда заметил Максима, пристально за ним наблюдавшего. Копатель испугался. Какое-то время он в нерешительности топтался на месте, но ввиду того, что Максим не предпринимал никаких действий, вернулся к поискам.

Уже совсем стемнело, но свет с той стороны реки, свет никогда не засыпающего города оживлял пустой берег. Теперь Максим видел лишь смутные очертания человека с металлоискателем, который постепенно удалялся, двигаясь выше по течению. Вскоре он растворится в темноте, оставив по себе лишь звук. Живой человек превратится в звук. И он. Тоже.

От этой мысли Максиму стало невыносимо тоскливо. Ему не хотелось, чтобы мужчина уходил, ему не хотелось оставаться одному. Только не теперь, только не сегодня. Этот день был особенно тяжелым: словно все проведенное на острове время, с каждой секундой которого он неистово боролся, навалилось невыносимым грузом. Максиму не хотелось оставаться в одиночестве настолько сильно, что он готов был умолять незнакомого человека не бросать его одного. Он с радостью пригласил бы мужика к себе в вагончик, разделил бы с ним все его радости и горести. Он готов был слушать гостя сколько угодно, сколько будет нужно, а если понадобится – дать совет: искренний, мудрый, лучший, на который способен; лишь бы не оставаться одному, только не этой ночью. Однако в глубине души Максим понимал, что эту ночь ему предстоит пережить в одиночестве, как и множество ночей до нее, как и некоторое количество после.