Сергей Миронов - По мотивам того, чего не было

© Сергей Сергеевич Миронов, 2020

ISBN 978-5-0050-9461-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается времени, над которым я не властен,

Моей собаке, над которой я не властен,

И любви к женщине, над которой, слава Богу, я властен…

…Даже самая незначительная вещь на земле многое способна изменить.

Что уж говорить о человеке, что желает вокруг себя перемен?

Конец декабря месяца, а сегодня впервые запахло зимой. Воздух вдруг стал тяжелее, а все запахи слились воедино во что-то острое, враждебное, режущее нос. Сыро, серо и тревожно. Почему-то зимой мне всегда делается тревожно.

И все-таки я люблю зиму. У холодов своя атмосфера – одинокая и спокойная. На улицах меньше людей. Тише. Время становится тягучим и болезненным. Вдруг находится тысяча причин никуда не пойти, а просто побыть дома, читая книгу. А еще зимой всегда чего-то хочется. Хочется согреться, хочется весны, хочется фруктов или просто уехать. Уехать от зимы. Я по-своему люблю зиму.

Вопреки всему, этот город я тоже люблю. Прежде всего потому, что он совсем не такой, каким мне бы хотелось его видеть, каким он, на самом деле, должен быть. Я давно уже не получаю от него удовольствия. Он постепенно превращается во что-то эклектичное и стеклянное, напрочь лишенное индивидуальности и красоты. Меня почти все тут раздражает, и почти все хочется изменить. Пожалуй, именно по этой причине я и люблю Киев – за то, что в нем для меня все не так.

Сегодня с самого утра меня преследовало навязчивое желание прогуляться по центру. Эта затея казалась мне очень даже хорошей – сменить картинку и немного поностальгировать, как я полагал, будет весьма полезно. Но сейчас бродить по кишащему людьми городу мне не хочется – еще слишком рано, и центр переполнен бегущими куда-то людьми, своим неистовым мельтешением погубившими мое робкое желание совершить небольшой променад.

Когда-то я довольно часто выбирался на прогулки по немногочисленным островкам старой застройки, хаотично разбросанным по центру города. Эти клочки – последние места, где сохранилась особая киевская атмосфера и хранители этой атмосферы – увядающие дедушки-шахматисты в бледно-коричневых беретиках, круглый год не расстающиеся со своей затертой до дыр игровой доской, и их древние женушки с крашеными марганцовкой волосами, в поисках морозной свежести по-прежнему вывешивающие свое потрепанное нижнее белье на балконе, а истлевшие пододеяльники – во дворике.

Чаще всего подобные рейды происходили ночью или рано утром, на рассвете, когда на всю улочку только и был слышен звук пучка веток, которым не успевший протрезветь дворник скреб городской асфальт. Звук метлы всегда ассоциировался у меня с чем-то хорошим, поскольку домовые работники предпочитают выполнять свою работу тогда, когда этого никто не видит, чтобы остаток дня закладывать за воротник, укрывшись в сыром подвальчике от посторонних глаз. В моменты, когда мягкое монотонное «пшииик-пшииик» было едва ли не единственным на всю улицу звуком, я наслаждался этим городом. Жаль, но теперь желание гулять по ночному Киеву у меня возникает крайне редко. Все, чего мне в последнее время хочется – это забиться в самый дальний угол, ни о чем не думать и тем более никуда не выходить.

Порой мне кажется, что я медленно схожу с ума, постепенно погружаясь в пучину безумия. Не агрессивного безумия, а вроде как созерцательного, чертовски безумного безумия. Я замыкаюсь в себе, планомерно ухожу от действительности. С каждым днем мне все тяжелее и тяжелее отличать реальность от вымысла. Сил моих больше нет. Я так больше не могу. И не хочу.

Мне безумно тяжело. Полтора года, полтора проклятых года – и все без толку. Жизнь теряет свои краски. Мелочи, всегда приносившие мимолетное удовлетворение или хотя бы улыбку, больше не вызывают почти никаких эмоций. Мир стал похож на гротескные зарисовки дерьмового художника: страдание, непонимание, безысходность и боль. Я боюсь закончить то, что начал, то, что давно уже должен был закончить, и мне страшно, невообразимо страшно даже от одной мысли о том, что будет дальше. Пока я не закончил – жизни нет, есть только надежда на жизнь. Когда я закончу – не станет ни надежды, ни жизни.

Я не всегда был таким. Когда-то мне хотелось жить, любить и даже развиваться. Я верил во что-то, часто мечтал. Каждую ночь, засыпая, я в мельчайших подробностях представлял свое будущее, продумывал последующие шаги на пути к успеху, вспоминал ушедший день и размышлял над тем, что сделал не так, а чего не сделал вовсе. В те далекие времена я мог испытывать чувства – настоящие, чистые чувства к людям, вещам и даже к городу. Я был одержим идеей самосовершенствования и презирал растрату времени впустую. А еще я был абсолютно уверен в том, что впереди меня ждет что-то такое, о чем другие и мечтать не смеют.

А теперь? Теперь – апатия. Полное отсутствие желания что-либо делать. Никаких мыслей о будущем. Мечты более не будоражат мое воображение – их нет. Когда я ложусь спать – я ложусь спать. Я становлюсь слабым, аморфным и бесхребетным. И вот мне уже хочется тишины и покоя, а не окунуться в жизнь с головой, хочется скрыться от этого мира, а не изменить его, не покорить, как хотелось когда-то. Мне хочется убежать. Просто бежать куда-то до тех пор, пока не упаду замертво, пока попросту не станет все равно…

Днепр. К его былой мощи и безвозвратно утраченному величию я всегда питал симпатию. Некогда могучий Днепр нынче мрачен. Нудно течет его черная вода поскорее из этого города. Эта река ненавидит людей: они покорили, уничтожили ее. Днепр стонет от боли, но что он может противопоставить сотням и тысячам людей, бесстрастно и цинично его уничтожающим? Это мертвая река. Лучшие ее дни давно позади. Больше она не приносит радости. Лишь хлопоты и воспоминания.

Стоя у парапета набережной, я наблюдаю за монотонным течением реки и человеком, который неприкаянно бродит по противоположному берегу. Что делает он на острове, да еще в такое странное время? Я бы с радостью понаблюдал за ним еще немного, однако мне пора идти.

Фуникулер. Я люблю фуникулер. За неспешное, пожалуй, даже слишком медленное движение, мерное покачивание, незамысловатую угловатость и замечательную предсказуемость. Я люблю места, которые он соединяет, и даже его сотрудников: немного ленивых, нарочито небрежных и показушно принципиальных. Особенные это люди: с утра до вечера кататься по одному и тому же маршруту в двести с лишком метров то вверх, то вниз, то вверх, то вниз… Интересно, фуникулерщицы приветствуют друг друга при каждом рейсе или только в начале рабочего дня? А вдруг они вообще никогда не встречались, поскольку когда одна из них наверху, другая – внизу…