Юрий Бевзюк - По избранным мотивам всевременные стихи. Авторизованные переводы эпохи Тан

Край родной мой далеко,

за долиною великой, за большой рекой

Солнце садится, иду один

с границы дальней от варваров диких

где ветер резкий в клочья рвет туман,

где лес дремучий на крутых горах

Мне сердце гложет черная тоска,

кричат в ночи прежалобно макаки

Следующее стихотворение знаменито, и знал его в переводе еще Ломоносова

«Когда я в осеннее утро,

узник с далекого юга,

слушаю пенье цикады, —

думы меня терзают.

Цикада, скажи, зачем ты

ко мне под окно прилетела!

Зачем ты напевом грустным

тревожишь меня, седого?

Роса твои крылья смочила,

они тяжелы для полета,

и сильный пронзительный ветер

твой голос легко заглушает.

Никто в этом мире грязном

в твою чистоту не поверит,

хоть ты и поешь свои песни

от самого чистого сердца»,

известно мне с молодости, и вот в старости дерзаю состязаться:

Узник с отрадного юга,

в это осеннее утро

слышу я скрип цикады —

мрачные мысли меня глодают

Зачем ты, цикада, сюда,

к темнице моей подлетела?

Зачем ты печальным пеньем

тревожишь прошедшего тени?

В росе твои крылья легкие

пока не способны к полету,

и твой голосок едва слышен

при ветра пустынного свисте…

Поешь ты совсем не хитро, —

просохнет роса – улетишь ты:

тебе никакого дела

до всей нашей грязи корыстной…

Живет на восток от лачуги моей

старушка, что бы̀ла и меня бедней

Но года всего-то как три назад

у ней почему-то прибавилось благ, —

Она потешается, я, мол бедняк…

Ее барышам я суровый судья:

все силы небес не примирят нас…

Иду со стыдом я к соседу

хоть горсточку проса занять, —

к жене отсылает, а та только глянет, —

к супругу спровадить спеша

Известно, чем больше запасы, —

тем точно черствее душа

Вот тот перевод и не пытаюсь улучшить:

Мои стихи ругал один знаток:

Мол, у Ханьшаня слишком бедный слог.

Но ты на древних мудрецов взгляни,

Ведь не стыдились бедности они!

Знаток почтенный хмыкнул мне в ответ:

«В твоих словах и капли смысла нет!»

Пускай он остается при своем,

Когда одна корысть и жадность в нем.

С владельцем дачи слишком я не близок,

но с ним сижу,

любуясь ивами у реки…

И не нахлебник вовсе у него:

всегда я сам могу купить вино

Безусым из отчего дома ушел

той далекой весной,

вернулся назад седой;

Прежним остался лишь говор,

всё остальное мне ново;

Дети глазеют с удивлением —

даже отцы их неведомы мне;

Дети смеются и спрашивают,

как иностранца,

из какого я края…

Колокол на рассвете

Лодка рыбака домой бежит резво

Везде роса сверкает на траве

Гремел прибой всю ночь размеренно

Вдруг птицы сели на песке

Сокрыты тучами вершины гор,

за ними край родной далекий мой, —

туда наутро я пущусь с зарей

Вариант последней строки:

(Наутро в путь туда пущусь—

давно свидаться с другом я хочу)…

ОПАЗДЫВАЮ НА ШУСКОЙ ДОРОГЕ

До Шу и назад

и дням и ночам я счет знал

Но ветер осенний резкий не подождал

и раньше ворвался в столицу Лоян!

Ушло за горы жаркое солнце,

ущелья ночь скрывает тьмою

Над соснами луна восходит

в бодрящей свежести ночно,

Ручей в камнях журчит немолчно

Ушли из лесу дровосеки,

оставив птиц молчать в тиши

Придет ли друг, как обещался,

на цитре нынче поиграть…

На горе Бэйшан старый отшельник

покою рад в туманах белых

Проведать друга к орлам парящим

всхожу на гору, уняв одышку

Грущу – светило уж на закате,

и радуюсь – открылись дали…

И вижу сверху – как мураши

с полей крестьяне на берег вышли,

на пристани паром поджидают…

На высоте деревьев нет —

один кустарник, трава сухая

…Меня со жбаном давно ждет старый —

вином забыться нам надо в праздник…

Уходит свет дневной за горы…

а месяц озером плывет с востока…

Лежу, открыв окно, прогнав заботы

Душистый запах лотосов приносит ветерок

Роса на бамбуках неслышно оседает

По струнам цитры мне б ударить,

да радость звуков некому доставить

О старом друге мысли все,

давно видаюсь с ним я лишь во сне

В беседе неспешной забыли о сне —

и в радости чистой возвышенных мыслей

молчим в у̀тра свежести на заре…

Мой праведник мудрый

и с бедной посудой,

и в утренний холод

душой всегда молод

В Северный зал государю

уж не ношу я бумаг

В старой лачуге на южной горе

вновь обретаюсь

Видно, не слишком умен я,

раз пренебрег государь,

позабыли друзья, —

и ко всему заболел я…

Году конец зелень весны —

старости знак снег седины…

Безмолвия злая тоска —

только мне и осталось

Утро за утром проходят напрасно

Один отправляюсь

искать благовонные травы,

не будет друг милый

мой путь разделять

Встречаются редко ценители чувств —

и на кого я теперь обопрусь?…

Осталось хранить тишины нерушимость

и сада ворота замком

за собою закрыть

Со склона горы во мраке

доносится жалобный плач макак

Темнеет река и над нею сгущается мгла

и ветер в деревьях шумит на ее берегах

Восходит луна над моим одиноким челном,

она освещает немилые сердцу места

Далёко там, за темными горами,

во мгле лежит родимая земля

И вспоминаются светлой печалью

далекой юности моей друзья…

К циньской столице длинна дорога,

день же короток к исходу года

К вечеру небо на землю упало,

и этот короткий день убавив…

С боку на бок поворачиваясь, ночую у костра, —

а к у̀тру снег вывалил сильный,

занес дорогу, горы забелил…

Усталые гуси с криком ищут отмель,

им не найти подкормки в поле

Вороны голодные каркают в роще

И ноги мои от снега коченеют мокрые,

голодный – сутки уже без пищи

и нет надежды скоро выйти к жилищ

Мой старый друг селянин

на курицу с пшеном позвал меня

Сидим перед фанзой в вечер ясный ранний,

собой довольны и пока не пьяны…

В садах весенних цветет деревня

Уходят косо отроги гор

Сидим, судачим о скоте, о тутах,

глядим на огород, на кур,

снующих по двору

Лай псов, мычание коров,

блеянье коз до нас доносится, —

и женский смех и крик детей,

как жизни продолженье…

И на душе моей успокоенье…

Но в путь обратный поутру:

в осенний праздник вновь

наведаюсь я к другу…

…В осеннем небе пролет гусей

до слез печалит меня теперь, —

а плач макак послезакатный