Павел Ёлкин - Онейроид

– А сейчас по заявкам радиослушателей для вас споет золотой голос России Арсений Добролюбов. Замечательный человек, ставший легендой.

Зазвучала песня. Оказавшись в зале, Иван Павлович увидел товарища, расположившегося в самом центре на стуле в парадном костюме и при галстуке. Увидев гостя, Арсений так и не прервал пения. Он смотрел на Ивана Павловича сияющими от счастья глазами, а возле его ног лежали обломки старого радиоприемника.

В моей квартире поселилось чудище. Оно смотрит на меня ужасными, налитыми кровью глазами со стены, прямо из окна в параллельный мир. Вы, наверное, скажете, что я сошел с ума? Понимаю вашу реакцию, но все-таки мне, доктору физико-математических наук, а также пусть и в узких кругах, но все же известному публицисту могли бы поверить. Это чудище не дает мне покоя ни днем ни ночью. Я чувствую его взгляд, его присутствие в моем проклятом жилище. В жизни я достиг многого. Именно поэтому живу не в подселенке на окраине, а в трехкомнатной квартире в центре города, курю дорогие сигары вместо дешевых отечественных папирос, пью не водку, а виски, в который добавляю лед. После перестройки наступили тяжелые времена, и детям я стал не нужен. В институте, где я преподавал, мне стали урезать часы, потому что некоторые дисциплины убрали из программы вуза, а публицистические брошюры, которые я выпускал, хоть и продавались в книжных магазинах, но никто их не покупал. Мои труды принесли мне спокойную, в достатке старость, но помочь детям обустроить их жизнь я уже не мог. Дети считают, что мне дороже виски, чем они. Глупые создания. Я добился того, чтобы у них было высшее образование, я возил их по городам великого Советского Союза. Но они не ценят моего вклада в их развитие. А я страдаю от одиночества, и для меня виски – всего лишь эквивалент лекарства от помешательства. Но не так давно меня стало навещать это мерзкое чудище. Его грубая грязно-серая кожа, похожая на апельсиновую корку со множеством растущих на ней папиллом, вызывает отвращение. На теле нет волос, а на голове есть наросты, напоминающие рога. Его рот, лишенный губ, изредка открывается, оголяя редкие зубы. Ужасное создание. И знать бы только, откуда оно!

Выглядываю на улицу и вижу своих соседей. Они здороваются, улыбаясь друг другу, будто бы у каждого все хорошо. Но я в этом сомневаюсь. Может быть, у них тоже живет такое чудище, просто не вылезает наружу и не показывается им. А скорее всего, они так увлечены житейскими заботами, что попросту не замечают его.

Вот вижу, как по тропинке между домами шагает сосед Виктор Петрович. Грубый неотесанный и небритый индюк, с трудовыми мозолями на руках. Всю жизнь он проработал на заводе и раньше вышел на пенсию по вредности. Когда я трезвый, он с самовлюбленным видом кивает мне. А когда видит меня пьяным, начинает читать мораль. Завидует… Кто он такой, чтобы учить ученого… болван…

Рядом с ним семенит моя соседка снизу. Сотрудница почты Валентина Семеновна. Она-то и приносит мне пенсию и все время возмущается, что я ее топлю, угрожая судебными исками. Когда-то в молодости экстравагантная женщина. Сегодня она может привлекать внимание лишь истериками. Следом за ней, виляя хвостом, бежит ее пес Бобик – единственный из этой троицы, кто меня не раздражает своим поведением. Иногда по доброте душевной я угощаю его сосисками или ломтиком хлеба. Если бы он был человеком, я бы выпил с ним и рассказал ему о своей жизни, но он всего лишь животное.

Подхожу к окну в параллельный мир. Чудище смотрит оттуда, словно гипнотизируя взглядом. Что бы ему ни говорил, оно молчит, пристально меня изучая.

– Знаешь, кто я такой? Иван Иванович Парфенов! Светило науки!

Никакого резонанса. Срываю скатерть со стола и закрываю окно, но скатерть падает на пол, и перед моим взором снова возникает чудище.

Скрипя зубами от злости, я хватаю его и направляюсь к входной двери. Пора покончить с ним раз и навсегда! Быть может, тогда все в моей жизни станет иначе. Вот я в подъезде. Быстрым шагом спускаюсь по лестнице. Выхожу на улицу. Там стоят мои соседи и, глядя на меня, качают головой. Виктор Петрович почесывает подбородок и, наблюдая за моими действиями, кривит рот в ухмылке.

– Ты что, Иваныч, совсем допился?! Куда зеркало тащишь?!

– Не твое дело! – кричу в ответ. – А если хочешь, можешь посмотреть, что я несу! – Вытягиваю руки, держа злосчастный прямоугольник прямо перед ним, а он лишь смотрит и пожимает плечами.

– Зеркало как зеркало, а ты шел бы проспался!

– Совсем с катушек съехал, – причитает Валентина Семеновна. – А ведь еще доктор наук!

Со злости я бросаю окно на асфальт и ухожу. Теперь я избавился от чудища. Могу дальше сидеть дома и курить сигары, потягивая виски. А соседи пускай и дальше считают меня сумасшедшим. Я-то знаю, кто я такой на самом деле. Великий ученый и автор множества трудов. Да этот сброд мне в подметки не годится.

Весь вечер сижу, попивая виски. Уже стемнело, и я включил свет. Яркая лампа озарила комнату. Я гляжу на улицу и замечаю, что из окна на меня пристальным взглядом смотрят те же самые налитые кровью глаза чудища.

Вода в пруду до удивления прозрачна и как-то услужливо чиста. Даже в нескольких метрах от берега видны донные камешки. Виктор сидит на платном пляже, погрузившись в раздумья. Сегодня сыну исполнилось двадцать лет. Дочь полутора годами моложе. Его бывшая жена спокойно лежит, расстелив полотенце на согретом солнцем песке и надев солнечные очки. На ее лице улыбка, которая для окружающих вполне сходит за счастливую. Но они уже пять лет в разводе, а все равно жизнь постоянно сталкивает их лицом к лицу – его и Марину, как бы они ни возражали против этого. Чуть поодаль от него, читая книгу, сидит грузный детина в оранжевой футболке и накинутом сверху красном жилете, время от времени он поглядывает на округу. Скорее всего, пляжный спасатель. Виктор не спеша поднимается, стряхивает с ног несуществующий песок, идет к воде. Наклоняется, машинально умывает лицо. Легко ступает в пруд, заходя все дальше. Вода по щиколотку. Перед глазами как-то внезапно возникают, плывут картины детства. Походы в садик. Запеканка на завтрак. Сладкий некрепкий чай. Белые теплые руки матери, ее улыбка, всегда добрая. Широкие сильные плечи отца. Аттракционы в детском парке. Мороженое. Цирк. Сладкая вата. А вот и дворовые друзья. Неизменные потертые качели. Падение с них. Разбитый лоб.

Прошлое распалось на кусочки-символы. На отдельные фразы. Слова, которые нужно собрать, как пазлы, чтобы получилась картинка. В детском садике он быстро собирал все мозаики. Любил головоломки и ребусы и быстро их разгадывал. Тем временем он зашел в воду уже по колено. Вспомнил школу. Первое сентября какого-то года. Цветы учителям. Красные чернила оценок и записей в дневниках, которые он частенько боялся показывать отцу. Прогулы уроков и прогулки по городу. Скандалы отца и матери. Разбитая посуда. Разбитая жизнь отца. Такая же судьба матери.