Александр Новиков - «Самокатчик»

Прошло ещё четверо суток!

Военный аэродром Фалькенберг тонул и захлёбывался в белесых густых клубах дикого тумана.

Палаточный лагерь, в котором ждали своих рейсов уже тысячи «дембелей», всё больше и больше походил на тюрьму. Рассчитанный на одну тысячу триста человек, он принял около пяти с половиной тысяч, не выпустив за последние три дня ни одного. Все эти люди, казалось, брошенные на произвол судьбы, остановившиеся в шаге от исполнения мечты о доме, проявляли невероятную стойкость и волю, пытаясь просто выжить в нечеловеческих условиях. Но всему есть предел. И они постепенно… зверели.

Давно уже не функционировала и была закрыта столовая. То ли кончились продукты, то ли при всём желании не могла она накормить, пропустить через себя такую массу людей? Никто ничего не знал. Закрыта, и всё. На входной двери щеколда с навесным замком.

Однажды поздним утром автолавка, с которой на территории пересыльного торговали продуктами, сигаретами, сувенирами, была ограблена. Голодные «дембеля» просто внаглую растащили еду и сигареты. А когда продавец-прапорщик и водитель-сверхсрочник попытались им препятствовать, их просто-напросто избили. Только через полчаса, очухавшись и придя в себя, они еле-еле забрались в кабину голубенького ГАЗ-53, завели его и медленно поехали в сторону КПП.

Продуктами, которые были унесены и съедены, проблема, естественно, не решилась.

Голод и отсутствие сигарет превращали людей в жестокую, готовую на всё шайку. И как в любой шайке, верх стали брать самые хитрые, самые жестокие, самые сильные и организованные.

Последние две ночи в лагере на доверху переполненные людьми палатки происходили нападения. В самое глухое, предутреннее время, когда все спали, одну из палаток окружили рослые, крепкие парни. Лица их были скрыты повязанными до самых глаз шарфами. На руках намотаны широкие солдатские ремни. Действовали парни молниеносно. По условленному сигналу срезали растяжки, снаружи набрасывались на палатку и молотили бляхами и ногами ничего не подозревавших спавших «дембелей». Некоторые из нападавших ловко орудовали «козьими ножками»: резали палаточное полотно, выхватывали у ошеломлённых внезапной атакой людей чемоданы. Наутро искорёженные чемоданы находили где-нибудь в дальнем конце пересыльного выпотрошенными подчистую. Брали исключительно съестное – конфеты, печенье, жвачки и прочее. Остальное – фонарики, уникальный клей «Рапид», наклейки, солнцезащитные очки «капельки» и даже «козьи ножки» – зачастую не трогали.

Если утром, когда впервые снесли палатку, в которой жили парни с днепропетровского рейса, все подумали о том, что может, это чистая случайность или какая-то месть кому-то за что-то, то следующим утром, когда обнаружилось, что не стало пристанища, в котором обитали кишинёвцы, – народ решил, что нападения закономерны, и стал бояться.

Но появились и такие, кому было больше нечего опасаться. Без шапок и значков, зачастую с оторванными погонами, без ремней, с фингалами, шатались они по пересыльному, словно тени, от палатки к палатке. С каждой ночью таких становилось всё больше и больше.

Иногда озлобленные сложившейся ситуацией «дембеля» прямо средь бела дня затевали между собой драки. Хотя белыми назвать те ужасные дни язык не поворачивается. Грубость, мат, стоны бессилия, а иногда и боли, безмерная жестокость всплыли на поверхность бурлящего людского омута. Казалось, никто на свете не знал и не мог знать, когда же это всё закончится.

Офицеров со временем не стало видно совсем. Они будто растворились, предоставив полную самостоятельность бесчинствующей толпе.

Дежурные по части всё же менялись исправно. Иногда самые любопытные «дембеля» ходили к КПП и пытались выяснить у наряда, когда же их отправят из этого ада? Но раз, другой и третий никто ничего дельного им не ответил. И они перестали без толку ходить.

Дежурные по части довольствовались тем, что, отсидев свои сутки, спешили смениться, дабы не видеть и не слышать всего того, что происходило практически на их глазах. Навести же порядок они, по-видимому, были не в силах.

Санька и его товарищи походили на зомби. Скудные запасы пищи и сигарет давно закончились. В чемоданы лезть нельзя. Табу! И они ждали. Двигались, будто в каком-то нехорошем, дурном сне. Любое своё действие, прежде чем сделать, приходилось до тонкостей продумывать, иначе был огромный риск потерять чемодан, парадку, вообще приличный внешний вид. И он – этот риск – возрастал с каждым прожитым на пересылке днём.

Тогда им казалось, что их собственные жизни не так ценны, как то, что они могут полететь домой без чемоданов, в виде оборванных грязных бомжей.

Днями и ночами лежали ребята в палатке, пребывая в ступоре. Покидать места было никак нельзя, иначе их сразу же могли занять. Поэтому, если кому-то нужно было куда-то сходить, то делали это по очереди. Только ходили мало. Некуда уже было ходить.

Сегодня шли третьи сутки, с тех пор как были съедены последние кусочки «черняги», добытые немного раньше в столовой. Тогда она была ещё открыта.

Ребята потеряли счёт дням и часам. А зачем он? Для чего? Денег нет. Уйти никуда нельзя. Да и куда уйти? Кругом чужая страна. Это официально она дружественная. А если хорошенько вдуматься? Да и просто в лучшем случае не нужны они в этой стране абсолютно никому. Они чужаки.

В палатке очень тесно. Это ещё добрая половина народа на улице. К ночи, когда собирались все, вообще становилось невыносимо. Как селёдки в банке! Но это на ночь, потому что на улице не переночуешь – декабрь на дворе! А днём можно и погулять. Многие гуляли.

Санька с товарищами в полудрёме. Очень хочется есть, а курить – ещё больше. Никто никого не спрашивает о том, что же делать. Все знают, что делать абсолютно нечего. Только сидеть и ждать.

В один момент Санька не выдержал. Вяло поднялся с нижней полки нар.

– Мужики, схожу погуляю. Может, услышу, о чём болтают? Вчера вроде говорили, что собираются нас эшелоном отправить через Брест.

– Угу, – отозвался только Игорь, – сейчас разбегутся. Нас здесь уже не на один эшелон.

Все остальные молчали: то ли сил не было от голода, то ли всем уже наплевать на то, кто там куда собрался.

Всё ж Вовка вдогонку побеспокоился:

– Сань, ты недолго там. Мало ли чего.

Но Санька почти не слышал, решительно вышел из палатки. Куда идти – ему всё равно. Так, послоняться. Есть сильно хочется. Может, где-то чего-то…

На улице полно народу.

Туман, как часто бывает днём, поднялся от земли, поэтому хорошо видно почти всю территорию пересыльного пункта.

Молодые парни с чемоданами и без них сидят, стоят, ходят. Держатся кучками, ватагами, кланами. Давно уже сформировались землячества. Целые диаспоры! Все республики СССР представлены своими сыновьями здесь, на немецкой земле.