Александр Новиков - «Самокатчик»

– Вешайтесь, черепа!

– Верёвка с мылом в парке есть!

– Уж мы-то вашим девкам скучать не дадим!

Санька хотел было тоже сморозить что-нибудь пострашнее да пообиднее, но, встретившись взглядом со стоявшим у самого края бесформенной толпы солдатиком, передумал. Слишком много страха было в его взгляде, почти ужас перед неизвестностью, и в то же время жестокая борьба с одолевавшим его сном. И Санька, в одно мгновение вспомнив, как то же самое было с ним, не посмел. Только подняв правую ладонь, последний раз ступая за дверь коридора, сухо бросил:

– Служи, пацан! – И заспешил вниз по лестнице.

На улице сыро и холодно. Мелкий косой дождик не переставая льет вторую неделю. Для увольняемых это не диковина. Здесь, в Ордруфе, подобное в порядке вещей. Бывало, дождь шёл по месяцу, а то и по два, день и ночь, то прибавляя, то убавляя свою силу. И днями, месяцами не могло солнышко ни единым лучиком пробиться к земле сквозь плотную, густую завесу тёмно-сизых туч. Холодно, сыро, неуютно. Одним словом, Ордруф – Гнилое ухо!

Выскакивая из казармы и строясь на плацу, «дембеля» между собой переговаривались:

– Помните, как сюда приехали?

– А то!

– Конечно! Такого не забудешь!

– В ноябре прибыли, а солнце увидели только в середине марта! За пятнадцать километров, в Готе, крыши от солнечных лучей сверкают, а тут его нет.

– А ведь и вправду!

– Кто тебе брехать собирался?

– Да хватит вам собачиться! Лучше вон на них посмотрите. Мама дорогая! Если б сейчас сказали, что остаёшься ещё на два года, я б, наверное, вздёрнулся!

– Куда б ты делся?

– Человек ко всему привыкает, – как бы подытожил Санька и вместе со всеми стал рассматривать бесформенную толпу молодых солдат, серой массой сгрудившуюся в дальнем углу плаца.

Бойцы пытались уклоняться от сыпавшего с небес дождя, а три офицера старались удержать их в некоем подобии строя. Вернее, усердствовали только двое. Третий стоял в плаще с накинутым поверх фуражки капюшоном и просто молча взирал на происходящее.

– Ты, длинный! – покрикивал один из офицеров, ещё даже не зная фамилий вновь прибывших солдат. – Выровняй ноги по линии. Что, не видишь? Голову опусти!

– Третий справа в первой шеренге, – визжал другой офицер, – надень вещмешок обратно на спину, а то я тебе его на шее завяжу!

– Товарищ лейтенант, – долетело откуда-то из глубины строя, – можно портянку перемотать, нога голая совсем?

– Можно Машку через ляжку! Или козу на возу! – рявкнул офицер. – Солдатик, бросай эти гражданские замашки. В армии только «разрешите». Сейчас подниметесь на этаж, там и перемотаешь…

– Дурдомище! – возмущались наблюдавшие за всем «дембеля».

– Чего их держат на дожде? – спросил кто-то из своих, слегка трогая Саньку за плечо. Будто сам не понимал! Но Санька по инерции пояснил:

– Видишь, со второй казармы «дембелей» нету? Прощаются они, как положено! Видишь, во всех окнах свет? Там ребята отчаянные. А нас… вот так вот…

В это время старшины скомандовали вернуться с плаца под козырёк у входа в казарму. Подхватив чемоданы, «дембеля» дружно выполнили команду. Предстояло немного подождать. Но сколько же можно ждать! Нервы у всех на пределе. Кто-то крикнул, чтобы стало слышно молодым:

– Эй, есть кто из Ставрополя?

– Есть, – донёсся голос с той стороны плаца.

– Как там?

– Нормально!

И тут же на всех нахлынуло:

– Из Красноводска есть?

– Из Ростова?

– Из Ворошиловграда?

– Из Таганрога… Краснодара… Волгограда… – неслась и неслась перекличка в хмуром ночном немецком небе. И уже мало кто обращал внимание на категорические требования офицеров и прапорщиков прекратить беспорядок. Ещё немного, и «дембеля» готовы были хлынуть из-под козырька казармы туда, к молодым, только лишь потому, что оттуда доносились вести о доме. Доносились из первых уст, от пацанов, которые недавно были там, знают о том, что сейчас там и как там .

Ситуация вновь накалялась.

Но ничего слишком уж неуставного не произошло. Свет в расположении соседней казармы стал гаснуть. Из дверей на крылечко повалили счастливые парни с чемоданами в руках.

Офицеры, командовавшие молодыми, с опаской поглядывали на заполнявшийся «дембелями» выход. И не зря. Едва увольняемые, привыкнув к темноте, рассмотрели вновь прибывшее пополнение, как тут же понеслось:

– Духи, вешайтесь!

– Вешайтесь, уроды! – И т. д. и т. п.

«Не зря молодых держали на дожде, – подумалось Саньке. – С этими встреча могла получиться иной, чем с нами».

А в это время к КПП подъехали две патрульные машины, 131-й ЗИЛ и ГАЗ-66. «Дембелей» из обеих казарм согнали в общую кучу и, заставив создать что-то наподобие строя, чуть ли не бегом повели через плац, к выходу из части.

Моросил, моросил из непроглядной темени ночного неба мелкий ледяной дождик, поливал плац, казармы, столовую, высокие бетонные плиты забора части – серые, холодные. Но это только на первый взгляд казалось, что они обыкновенные. На самом же деле плиты забора будто волшебные. Этакая своего рода машина времени! Входил за них человек – и всё… Останавливалось для него это самое время. И два года за плитами превращались в целую вечность. Другое дело, когда за них выходили. Происходило обратное: раскачивалось, раскручивалось, трогалось время, готовое понестись пущенной из тугого лука стрелой. И ждала человека за забором жизнь совсем новая, та, от которой он успел напрочь отвыкнуть. А может, и не другая, но обязательно новая. Главное, чтобы выходивший за плиты человек остался… человеком.

Санька Голиков, в рядах «дембелей» преодолев КПП, ни о чём особо не задумываясь, смело шагнул с невысокой ступеньки в другой, новый мир. Он одним из последних подал чемодан и вслед за ним сам быстро поднялся по навесной лесенке в кузов 66-го. Удобнее устроившись на скамейке под тентом, угрюмо смотрел, как в тусклом свете фонарей быстро остаётся позади ехавшего автомобиля серый, неприветливый забор части. Вскоре 66-й и 131-й успешно миновали ещё один КПП и, соблюдая положенную дистанцию, плавно покатили по спавшему полупустому городу к железнодорожному вокзалу.

У вокзала, едва покинув кузов машины, Санька разыскал в однообразной толпе военных земляка – Вовку Ночкина. Вместе прослужили все два года. Правда, в разных подразделениях. Санька в пушечно-самоходном артдивизионе, а Вовка в тяжелогаубичном. Жили в разных казармах. Но стояли казармы в десяти шагах друг от дружки. И виделись ребята каждый день. Вместе вспоминали далёкую родную землю; вместе мечтали о «дембеле» и о том, как хорошо всё должно складываться после службы.