Пётр Таращенко - Танцы Близнецов

Карагодин, освобождённый из сладостного плена, осторожно выдохнул, сказал:

– Ну просто умница. – И, не совладав с порывом, наложил было аппликатуру на Танину ручку, но ручка вдруг повернулась навстречу этому движению, и их пальцы сплелись.

– Праздник продолжается, – объявил повеселевший Савойский. – Орудия к бою. – И потянул из-под колен неизбывный «Арарат».

При словах «орудия к бою» дама в шиншиллах не сдержала улыбки, что-то сказала своему спутнику, седоватой эспаньолкой похожему на Шона Коннери из «Погони за «Красным Октябрём», правда, в слегка семитской редакции.

– Господа, приглашаю присоединиться, – воззвал Савойский, заметивший эти движения, – мы же соседи, а соседство обязывает!

Соседи подняли свои интеллигентные бутылочки, демонстрируя вежливое участие в общем веселье.

– Соседство обязывает, – значительно повторил Савойский, передавая партнёру «Арарат» с парой пластиковых стаканчиков на горлышке.

Танечка понятливо привстала, пропуская Карагодина в проход.

– Вы просто Бонапарт какой-то, – засмеялась дама и всё старалась поднять стаканчиком горлышко коньячной бутылки, которой умело орудовал Карагодин.

– Мне совсем чуть-чуть, – сказал Коннери, – просто почувствовать вкус молодости. А вы?

– Момент, – Карагодин вернулся на место. Танечка проворно присела рядом. Карагодин выстроил аэрофлотские стаканчики на столик, в один пролёт наполнил их точно на треть, передал Савойскому и секретарю-референту. Поднял свой.

– Мы сейчас на высоте 10 000 метров над землёй. И это обязывает… – он сделал хитрые глаза, – выпить за наше знакомство немедленно и до дна! Прозит!

– Прозит! – поддержал Савойский.

– Прозит! – улыбнулась Танечка.

Соседи приветственно подняли стаканчики, и все дружно выпили.

Завязалась вполне светская беседа. Новые знакомые, будучи свидетелями строгих разговоров со стюардессой, поинтересовались, что за миссия такая у делегатов. Карагодин дал краткие, но внушительные пояснения. Те уважительно кивали в такт коротким периодам Карагодина.

– Вот такие пироги, – неожиданно сказал Савойский, и все засмеялись.

Дама в шиншиллах оказалась Фаиной, супругой Коннери, а сам Коннери – Аркадием Львовичем, владельцем супермаркета в Каире.

«Какие любезные люди, – умилился Карагодин, – какие скромные!»

Беседа прекратилась самым естественным образом: прикатили коляску с разнообразной снедью. Под аэрофлотовские наборы с ветчиной и красной рыбой пошло красное винцо.

Не успели разделаться с едой – новая тележка. Чай, кофе, плюшки-круассаны.

– Я не хочу ни чая, ни кофе, – сказал Савойский, отвалился на спинку кресла и смежил глаза.

– И я… ничего не хочу, – присоединилась Танечка.

– А я – кофейку, – сказал Карагодин.

Стюард поставил на край стола, напротив Танечки, которая сидела у прохода, подносик, на него чашку и в эту чашку пустил из никелированного кофейника дымящуюся струю.

Танечка тут же подносик подхватила и, уже вжившись в положение секретаря, стала разворачиваться в сторону Карагодина. Стюард толкнул коляску по маршруту вдоль прохода, чайники-кофейники неожиданно громко звякнули, Танечка повернулась на этот звук и…

Карагодин инстинктивно отпрянул назад и даже подобрал ноги, но поздно: чашка опрокинулась, и огненный кофе выплеснулся на правую ступню, ничем не защищённую, так как, желая дать отдых ногам, во время трапезы он под столом новые туфли снял.

– Господи, – выдохнула Танечка.

Карагодин, превозмогая боль, улыбнулся незадачливой референтше кривой улыбкой.

– Ерунда, не бери в голову, – неожиданно переходя на «ты», сказал он. И стал промокать носком левой ноги ошпаренную правую. Боль как-то незаметно рассосалась.

Танечка прихватила предплечье соседа.

– Господи, какая же я росомаха… какая дура! Очень болит?

Карагодин, частично преодолевший болевой шок, прикрыл ладонью Танечкину лапку и ощутил себя настоящим мачо, которому всё нипочём.

– Во-первых, ты не росомаха и не дура, а во-вторых, нам в этой жизни предстоит ещё масса трудностей. Но мы их преодолеем.

– Господи, какой ты сильный, – восторженно выдохнула Танечка. – Я никогда не встречала таких сильных мужчин… Ты меня ненавидишь?

– Прекрати, чтобы больше этой чуши не слышал, – строго сказал Карагодин. – Главное, что мы встретились.

Танечкина лапка судорожно сжала предплечье соседа, она ткнулась в его ухо, внутренне прошептала: «Милый, милый, милый», – но вслух ничего не сказала.

Соседи, которым никелированная телега и стюарт заслонили самое интересное, увидели лишь идиллический финал драмы, деликатно его не заметили, допили свой чаёк и смежили глаза, откинувшись на спинки кресел.

Савойский отчётливо похрапывал.

Карагодин вытянул из-под колен «Арарат», налил Танечке, налил себе.

– За нас, – значительно сказал он.

– За нас, – прошептала Танечка.

Наркоз подействовал самым волшебным образом, через минуту боль ушла совершенно. Одушевлённый новой дозой эликсира, Карагодин страстным полушёпотом понёс откровенную пургу: о всемирном проекте, о важной роли Танечки в этом проекте, о том, что она будет иметь долю в бешеных гонорарах и премиях концессионеров.

Танечка пребывала в каком-то сомнамбулическом трансе, чуть не подстанывала от сказочных этих речей. Вдруг сказала неожиданно трезвым голосом:

– Я согласна. Главное, что мы встретились. Но я хочу, чтобы всё было по-человечески. Я полечу в Лагос, объяснюсь… улажу все дела. И тогда прилечу. Всё должно быть по-человечески.

Карагодин пощупал ногой ошпаренное место, снова почувствовал слабую, но какую-то нехорошую боль.

– Наверное, ты права, всё должно быть по-человечески.

– У тебя есть чем записать?

Карагодин достал из внутреннего кармана красивый «паркер», подарок Дарьи.

Танечка зацепила бумажную аэрофлотовскую салфетку, разгладила её и, по-школярски прикусив нижнюю губку, что-то на ней написала.

– Это мой… ну наш, домашний телефон. Позвонишь мне, как вы устроитесь в гостинице. Звони в среду утром, после девяти, не раньше. Раньше нельзя.

Карагодин сложил салфетку и засунул её в нагрудный карман пиджака.

Танечка склонила голову на его мужественное плечо и смежила глаза. Тот тоже закрыл глаза и тут же провалился в сон.

– Дамы и господа, через 20 минут мы прибываем в аэропорт Каира, пожалуйста, пристегните ремни и приведите спинки кресел в вертикальное положение.

Компаньоны, не открывая глаз, проделали необходимые операции и… продолжили сладкую дрёму.

Танечка же не спала. Немигающим взглядом она проницала толщу проносящихся в овале иллюминатора облаков, словно пытаясь прочитать в изменчивой игре веерных солнечных лучей сквозь призрачные громады небесных айсбергов своё неизвестное будущее.