Евгений Кузьминов - У Ш Е Л Е Ц

– Не знаю, – растерянно ответил Алексей, – чертовщина какая-то мерещится.

– Держи, – сказал Петрович, наливая приятелю вторую стопку.

– А ты?

– Не хочу. Пока.

Алексей всегда уважал Петровича за такую силу воли.

Петрович встал, подошел к окну кухни и присев на подоконник, спросил:

– А кто там кричал на улице, ты случайно не видел?

– Алла Владимировна.

– Да ну! А что случилось?

– Не знаю, она пробежала мимо. По-моему она меня не заметила.

Друзья помолчали.

– А я прошедшей ночью не спал, по долгу службы, ну ты сам знаешь, – немного помолчав, сказал Петрович, – настроение было какое-то лирическое. Стишат вот немного «накропал».

Алексей с интересом взглянул на товарища. Он знал о разносторонних талантах Петровича, но чтобы ночью, после посиделок со спиртным, еще и стихи писать, это уже было слишком.

Петрович откашлялся, поправил очки и, глядя на мятую бумажку, с пафосом начал декламировать:

Воззови и тебя не услышат,

Оступись и к тебе не придут…

– Постой, Петрович, – Алексей протестующе поднял руки, – все знают про твою способность поглощать спиртное в немеряных количествах, но что бы потом еще и стихи писать. Если еще учесть, что я не разбираюсь в поэзии, да тем более сегодня.

– А что случилось? – спросил Петрович.

– Да знаешь, – Алексей замялся, не зная с чего начать, – сон мне приснился ночью какой-то странный.

– Кошмарный что ли? – спросил Петрович, – ну, после злоупотребления (здесь он щелкнул пальцем себя по шее) это в порядке вещей. Я, например, в это время стараюсь вообще не спать, потому что…

– Да ты не понял, – поморщившись, перебил друга Алексей, – это был не кошмар, а как будто я смотрел кино и в этом кино в главной роли как будто бы был я сам. Бывало это с тобой?

– Нет. А что тебе снилось?

– Вот в том то и дело что… Сам не пойму. Вроде бы, будто бы, я был сыном вождя племени, и на наше стойбище нападают амазонки…

Алексей замолчал, вероятно, вспоминая, что ему еще приснилось.

– Амазонки, говоришь? Ну и что здесь странного? Обычный сон. Начитался в свое время исторических книг и вот сейчас пожинаешь плоды.

– Да в том то и дело что действие происходит не в прошлом, а в будущем, после Мировой войны, когда мало людей осталось на Земле.

– А как это ты узнал, что это будущее, а не прошлое? – спросил Петрович.

– Не знаю. Я как будто это и так знал. Да и еще был такой персонаж, которого звали Олигарх.

– Это, конечно, меняет дело. В прошлом олигархов не было, – задумчиво поскреб щетинистый подбородок Петрович, – то есть, конечно, были, но вновь в обиход это название ввел не так давно, Солженицын, если я ничего не путаю.

– Петрович, ты же лежал в Кащенко, как, по-твоему, может это у меня уже белая горячка начинается?

– Во-первых, – насупился Петрович, – Я там был совсем по другому поводу, меня туда жена упрятала, чтобы квартиру себе забрать, ты же знаешь. А во-вторых, тебе, наверное, лучше обратится к специалисту.

– Да ты не обижайся, – сказал Алексей, – я знаю, что ты не псих.

– Спасибо и на этом.

– Ну, ты же видел настоящих психов, как они выглядят? – не унимался Алексей.

– Как настоящие психи выглядят, Леша, ты и сам скоро увидишь, если будешь приставать к людям с такими расспросами, – глядя на собеседника поверх очков, изрек Петрович, – хотя, лично я, тебе этого делать не советую. Я вот, например, рассказал как-то своей жене сон и оказался потом в психбольнице. Вот как бывает, а ты говоришь: «Купаться!».

– А про какой сон ты ей рассказывал? – заинтересовался Алексей.

– Ну, не совсем сон, да и давно это было, – поморщился Петрович. По всему было видно, что он не хотел говорить на эту тему, но Алексей был настойчив.

– Расскажи, Петрович, – не отставал он.

– Да это долгая история, – все еще вяло отнекивался Петрович, а может быть, просто разжигал интерес собеседника, – ну, слушай, коли охота.

Петрович разлил водку по стопкам, не торопясь, выпил свою, зажевал луковой стрелкой и повел рассказ.

– Как я уже сказал, это было давно, мы со своей только расписались. Был еще «медовый» месяц, как говорится. И вот заболел у меня живот. Болит и болит. Неделю я так мучился. Что делать, не знаю. Пошел в больницу, хирург пощупал живот и говорит: “ У тебя, парень, аппендицит. Нужно срочно оперировать, а то будет поздно». Я спрашиваю: ” А что будет-то?». «Перитонит будет, а может уже есть».

– А что такое «перитонит»? – спросил Алексей.

– Воспаление брюшной полости, «темнота», – вздохнув, ответил Петрович.

– А это опасно?

– Ну, как бы тебе объяснить? – задумался Петрович, пустив колечко дыма к потолку кухни, – Пушкина помнишь?

– Какого Пушкина? – не понял Алексей.

– Александра Сергеевича.

– Ну, помню, конечно.

– От перитонита умер, после дуэли с Дантесом, если тебе это о чем-то говорит. Но дело не в этом. Короче, сделали мне анализ крови, лейкоцитов в крови выше всех норм вместе взятых. Хирург сказал: “ Иди, брей живот, и на стол». Лег я на стол, привязали меня к нему, вкололи наркоз и слышу я, засыпая, как хирург-Гагарин говорит кому-то: «Поехали»! Дальше провал в памяти, потом очнулся я, и ничего не пойму: где нахожусь непонятно, явно не в палате, стен не видно, ничего не видно, яркий свет слепит глаза. Стою я, значит, прикрываюсь от света рукой и замечаю, что стою не на полу, а на какой-то мягкой вате и вокруг ни одной живой души, как говорится. И ощущение какое-то странное, знаю ведь, что операцию мне сделали, а ничего не болит, легкость какая-то в теле необыкновенная, прямо бы так взял и полетел бы. Решил я пройти вперед, иду и вижу: стоят две странные фигуры в белых балахонах, как у Ку-клукс-клана, и вроде как о чем-то разговаривают, а о чем не разберу. Подошел я к ним чтобы спросить: мол, где это я, а они на меня никакого внимания не обращают. Стоят вполоборота друг к другу, тет-а-тет, вернее капюшон к капюшону, а лиц я разглядеть не могу, какое-то свечение из-под капюшонов сплошное. Что делать? Обошел я вокруг них и тут… Мама, дорогая! Смотрю, а у них сзади, поверх балахонов – крылья как у птиц, только большие, до пят и белые. Тут я совсем запаниковал, хотел закричать и вдруг очнулся! Лежу я на койке в палате, кругом темно, ночь за окном, вокруг больные лежат, и все тело болит, ну просто ломит. И здесь я понял, что просто сон мне приснился. Видно большую дозу наркоза мне дали, вот и привиделось, Бог знает что. А утром, на обходе, дежурный врач, татарин, у меня и спрашивает: как, мол, себя чувствуете? И смотрит на меня как-то странно, вроде как удивляется, что я еще жив. «Ничего, говорю, нормально, только тело все болит. Ничего удивительного, говорит, случай очень запущенный, обычно плохо заканчивается, а у вас, видно организм сильный, выдержал».