Борис Екимов - Как рассказать… Книга для школьного и семейного чтения

Сын усмехнулся и словно увидел отца там, у телефона: худое лёгкое тело, шапка седых, вечно нестриженых волос, костистые руки с плоскими цепкими пальцами. Увидел. Жалея, вздохнул. А через минуту смеялся над новой затеей старика, которую тот, оказывается, не забыл.

– Ты насчет Плесистова узнал? Я же просил тебя. Ты обещал…

Сын рассмеялся:

– Дед, ты когда угомонишься? Тебе уже по хорошему и дачу-то надо бросать. А ты…

– Я брошу! Я продам эту дачу, если на Плесистовом взять землю удастся! Ты пойми… – горячо убеждал он сына. – Полгектара подворье! Рядом – вода, лес…

– Тебе земли мало?

– Мало! Шесть соток разве земля? Гулькин нос!

– А ты у своего врача спроси, нужна ли тебе земля, чтобы гнуться, копаться, и сколько тебе земли надо?

– Я знаю. Мне лично: два с половиной метра на полтора. Не больше. Я не о себе, я о детворе думаю! Какая для них радость: простор, большой сад, лужайка зелёная, вода, лес… Маняша купаться любит.

– Всё, всё понял… Ко мне уже люди пришли. Я вроде весь день буду на месте, если не выдернут. До вечера… Будь здоров. А Ольга тебе позвонит. Тёще куда-то надо с обеда уйти. Подменишь. Пока, Дед.

– Пока, пока… – недовольно пробурчал Дед, опуская трубку, и вслух уже для себя дополнил: – Как о деле говорить, сразу – виль хвостом.

Была у него слабая, но всё же надежда, что сын поможет получить этот завидный кусок земли на заброшенном Плесистовом хуторе. Он туда ездил и уже примеривал, как можно там развернуться: сад, виноградник, огород, даже бахча с арбузами, дынями… Для житья на первый случай вагончик себе какой-нибудь поставить. И пойдёт дело.

И ведь если захочет сын, то сможет договориться. Всё же – немалый начальник. А там – лишь кусок земли, брошенной. Такая малость… А он не хочет. Да ещё и смеётся…

Горевать Деду долго не пришлось. Позвонила сноха. И сразу определился день: с обеда – к детворе; значит, полдня – свободен и можно кое-что сделать, если не рассиживаться. Тем более дача – недалеко, на окраине, и ныне уже, как говорят, в «черте города», потому и газ провели, а теперь – воду. Это – удобно. Но мало земли. В советское время её выделяли скупясь – шесть соток. Не более. Оттого и мечты были об ином: хутор Плесистов, полгектара, озеро, лес.

Но мечты мечтами, а дела – на даче нынешней.

Пора стояла осенняя. Летняя жара – позади. Но огород просил полива. Спели помидоры, поздней посадки огурцы цвели и завязывались, баклажаны, кустовые кабачки, столовая пахучая зелень – всего вроде понемногу, а поливать надо. Но главная сегодняшняя забота – траншея.

Роторный канавокопатель прошел вдоль участков, оставляя хозяевам работу ручную: зачистка для укладки трубы, а главное – вход в дом: короткий отвод траншеи, но теперь уже вручную. Лопата, кирка, тяжёлый лом – и вперёд. Как говорят, с песней: «Эх, дубинушка». Но прежде широкий кожаный ремень на поясницу, туго затянутый. Нутро беречь. Болезнь давно нажитая.

Беречься, беречься… Сын остерегает: «Надо беречься…» Врачи поют хором: «Не наклоняться… Не больше двух килограмм… Не напрягаться…» А вот кто будет делать, об этом молчат.

Он начал с самого трудного: короткая траншея к дому. Лопатой, а больше ломом да киркою, с замахом и кряканьем. Земля – твердая, сухая. Бил и бил, без останова и отдыха, потому что времени – в обрез. С обеда – к детворе, куда опаздывать нельзя. Да он и не хотел опаздывать, потому что в его теперь уже одинокой жизни малая детвора – внуки были, пожалуй, единственной отрадой, тёплым светом, который грел стариковские зябкие сумерки. Хотя колгота с ними уже не по возрасту. А без неё – никак. Войдёшь, разгрузишь дачные приношенья: одно – в холодильник, другое – сразу на стол.

Низенький столик, белые подносы и блюда, на которых так приманчиво светят жёлто-медовые сливы; они и вкусом – мёд. Поздние клубника да малина – алой пахучей горкой, тяжёлые кисти винограда, груши да яблоки. У столика, помогая деду, хлопочет маленькая хозяйка Маня: раскладывает да расставляет, а потом любуется и выдыхает: «Кья-сота!» Разборчивый внук Миша клюёт помаленьку того и другого; ему виноград подавай только бескосточковый. «Кишмиш – специально для Миши», – смеялся Дед, но, потакая внуку, посадил и вырастил два куста. А внучка всё без разбору метёт.

Пока детвора угощается, Дед меряет давление, таблетку глотает. Кирка да лом – инструмент явно не по возрасту. Лекарство приняв, он устраивается передохнуть на диване и, вспомнив разговор утренний с сыном, начинает внушать:

– В детсад не ходите, ничего не знаете. А там учат стихи. Скоро будет юбилей Сталинградской битвы. По радио девочка выступала: «Помню, как жили мы…» Это вроде про меня стихи. Ваш дед, считай, участник войны. Да, да… Мать всегда говорила, что я – трижды рождённый. Первый раз – как все. А потом меня Бог спасал. Бомбы в меня немцы бросали. И попадали. Понимаете? Бомбы. Первый раз, совсем чудо – даже рубашку сорвало… А второй раз живьём схоронило. Еле спасли, откопали. Вы слушаете меня или нет? Слушайте, пока дед живой. Запоминайте. Давайте стишок выучим: «Помню, как жили мы с мамой родною…» И надо бы вам молитву выучить. «Живые помощи». Потому что эта молитва всегда спасает. Точно вам говорю.

– Живый в помощи Вышняго… – громко произнёс Дед.

– Живый в помощи! – истошно кричала мать, царапая руками, разгребая землю засыпанной взрывом «щели», в которой ненадолго оставила сына возле полотна железной дороги; сама же к разбитым вагонам поползла, чего-нибудь съедобного сыскать: зерно ли, патоку. Начался обстрел. Снаряд за снарядом. Рядом с окопом два взрыва разом. Волна земли, и «щели» нет.

– Живый в помощи! – по-дикому выла мать, выгребая жёлтые куски глины окровавленными руками. – Живый в помощи!

Её услышали. Откопали мальчонку. Живого.

– Да, да… – внушал внукам Дед. – Эта молитва всем помогала. Иначе меня бы не было. И вас – тоже.

Детвора речам дедовым внимала вполуха, занятая сладкой трапезой: сочные груши, медовые сливы, виноград. Уже липкий сок – от уха до уха: на щеках, с подбородка течёт, на одежду капает. Особенно Маня старалась. Недаром она и росла пухленькой, но не то что худорба Миша.

– Ох, детвора. Поаккуратней. Перемажетесь, меня ругать будут, – укорял внуков Дед негромко, уже задрёмывая.

Но подремать ему не дали.

– Прятки! Играем в прятки! – отходя от столика, скомандовал внук.

– Пьятки! – повторила за ним Маняша.

– Со служебным котом! – уточнил Миша.

– С котом! – подтвердила внучка.

Отдыху пришёл конец.

– А может, я вам чего-нибудь почитаю? Стишок выучим. Молитву «Живые помощи». У вас память хорошая, – попробовал сопротивляться Дед. – Папе потом расскажете, маме…

– Прятки!

– Пьятки!

Он сам был виноват, когда-то устроив из игры целое представление с котом Тришкой и монологами. «Куда же они спрятались?.. Никак не найдёшь их. Тришка, ты – кот учёный, помоги, не ленись…»