Юлия Лим - Список

– Люди много говорят о нас, – обеспокоенно говорит Аня, опершись на мое плечо.

Она переобувает сменку, а я сижу рядом.

– Пусть говорят. – Я прислоняюсь затылком к холодной стене. – Тут вечно кого-то обсуждают, подумаешь.

– Тина, – Аня поворачивается ко мне, – ты уверена , что мы не должны вести себя по-другому?

– Как?

– Ну, ты можешь не держать меня за руку. Сейчас многие такие жесты понимают… неправильно.

– В мире много чего неправильного, что теперь? – говорю я. – Ты моя подруга, и никто мне не запретит держаться с тобой за руки.

Мы стоим на крыльце и ждем, пока подъедет мама Ани. Мне хочется курить от безнадежности ситуации, а я ведь никогда даже не пробовала. Месяц прошел как во сне. Теперь Аня будет жить в другой стране, а я останусь тут. Совсем одна…

– Там хорошие врачи, – говорит Аня. – Мне сделают операцию.

Я молчу, глядя вдаль и пытаясь рассмотреть что-нибудь за стеной ливня. Обычный октябрьский день, полный разочарований.

– Я буду звонить тебе. – Аня сжимает пальцами мою руку.

– Ты забудешь обо мне, как только зрение вернется, – бурчу я, хмурясь, но руку не отдергиваю.

– Не забуду. Я приеду и рассмотрю тебя как следует, а потом мы сфотографируемся вместе.

Нас прерывает краткий двойной гудок – мама Ани ждет за воротами.

– Мне пора. Проводишь?

– Конечно. – Я раскрываю над нами зонт и веду подругу к черной «киа рио»; открываю дверь и помогаю Ане сесть. – Здрасьте.

– Спасибо, Юстиночка. Мы тебя не забудем, – обещает ее мама.

– Я буду писать письма. Но не раньше чем через полгода, нельзя напрягать глаза, – добавляет Аня.

– Удачи, – говорю я и закрываю дверь.

Машина трогается и уезжает, разгоняя скопившуюся на дороге воду. Я складываю зонт и бреду домой. Подумаешь, дождь! Как мне теперь выживать в школе без Ани?..

Классики, старательно нарисованные каким-то ребенком цветными мелками, размыло. Иногда я прыгала по ним, чтобы отвлечься от проблем. Я не приглашала Аню в гости, но мы бывали на качелях в палисаднике. Там же я рассказала ей про классики, и она попросила меня отвести ее к ним. Аня прыгала, держась за мою руку. Я еще никогда не видела настолько счастливой улыбки.

Монотонные речи учителей, скучные уроки, перешептывания одноклассников – все как обычно, только Ани нет.

На перемене мне в лоб прилетает смятая бумажка. Она падает на парту и застывает между учебником и моей рукой. Я оглядываю класс, беру записку и разворачиваю.

« Это правда, что ты спишь с девчонками? » – почерк мне незнаком. Еще бы, я ведь заглядываю в чужие тетради.

Когда я поднимаю голову, то замечаю, как Паша снимает мою реакцию на камеру. Гребаный провокатор. Я мну листок и кидаю его в лоб незадачливому блогеру. Он успевает отмахнуться, и бумажка летит на пол.

Пашка – местный блогер. Он постоянно снимает видео: в коридорах, туалетах и на улице. Даже на уроках умудряется подловить учителей, чтобы те подыграли ему. Он не вышел ростом, но все равно популярен у девушек. У него есть постоянная подружка, с которой они уже год вместе.

– Так что, – спрашивает он, пытливо глядя на меня, – это правда?

– Отстань, – говорю я.

Вера садится передо мной и заглядывает мне в глаза. Она кажется ангелочком, да и выглядит соответственно: красивые голубые глаза, светлые локоны, пухлые губы. Но первое впечатление обманчиво.

– Скучаешь по Анечке? – Она корчит жалобную рожицу. – Вы ведь с ней так сдружились. Наверное, и домой друг к другу ходили?

– Нет.

– Тогда, наверное, в отеле номер снимали?

– Ты дура? – не выдерживаю я.

Вера смотрит в камеру Паши, поворачивается ко мне и странно улыбается.

– Паш, все готово?

Он кивает и кричит:

– Пацаны, тащите ее в коридор!

В класс заходят одиннадцатиклассники. Я не знаю их имен, не знаю, кто они и что вообще здесь делают. Я успеваю лишь подскочить со стула и взять рюкзак, но сбежать не удается. Вера хватает меня за запястье и выкручивает его. Я стискиваю зубы.

– Пусти! – говорю я и бью ее рюкзаком по колену.

– Она меня бьет, Паша! – визжит Вера.

– Быстрее! – командует он.

Старшеклассники окружают меня, хватают за руки и за ноги и тащат в коридор. Я брыкаюсь, но что может сделать одна девчонка против нескольких здоровых ребят?

– Бросьте ее, – приказывает Вера.

Я падаю спиной на холодный пол. Нельзя показывать, что мне больно . Я встаю и отряхиваюсь. Нельзя быть слабой.

– Посмотрите все! – Вера тычет пальцем в мою сторону. Все оборачиваются на ее звонкий голос. Собирается толпа. – Эта девка – лесбиянка! Она чуть не совратила одноклассницу у нас на глазах.

Кто-то из толпы вторит ей. До меня доносится смех. Я шагаю вперед, чтобы дотянуться до Веры и заткнуть ее поганый рот, но старшеклассники обступают меня, не подпуская к ней.

– Заткнись, Вера! – требую я. – Мы просто дружили. Знаешь, что такое женская дружба?

Меня трясет, я сжимаю кулаки. От Ани у меня осталась только наша дружба, а теперь эта стерва обвешивает ее грязными слухами.

– Ее не существует, – парирует Вера.

– Похоже, она еще и феминистка, – добавляет Паша.

– Дебил, ты хоть знаешь, что такое феминизм? – огрызаюсь я.

Вера смеется и подходит ближе.

– Я слышала, что у феминисток небритые подмышки. – Она ухмыляется, дерзко глядя на меня. – Мальчики, поможете проверить?

Меня хватают за руки и плечи. Сопротивляться бесполезно, они сильнее меня.

– Не делай этого, – предупреждаю я.

Вера резко дергает кофту. Она распахивается, предоставляя взору мой дешевый тряпочный лифчик.

– Отличный ракурс, – говорит Паша, снимая меня на камеру.

Я извиваюсь как гусеница, но Вере удается спустить кофту до локтей. Ее ждет разочарование: я одержима чистотой тела и бреюсь каждое утро.

– Какая-то она неправильная феминистка, – жалуется Вера.

Паша машет рукой, и меня отпускают. Я натягиваю кофту, поворачиваюсь к камере спиной и застегиваю пуговицы. Руки дрожат, петельки соскальзывают. Сосредоточься.

– Что это было? – Я подхожу к Паше и Вере. На нас все еще пялятся, поэтому я не размахиваю кулаками. В этот раз мне нельзя вылететь из школы.

– Да просто пранк, – говорит Паша.

Вера неестественно смеется и обнимает меня за плечи.

– Прости, лапочка. Нужно было жестко разыграть кого-то. Мы исследуем тему пранков, – щебечет она.

Я толкаю Веру в солнечное сплетение. Делаю это намеренно, чтобы она знала: ей тоже может быть больно. Вера прикрывает ушибленное место, чуть сгорбившись.

– Ой, Инна Игнатьевна, – пищит она, а в ее глазах появляется радость.

Классная руководительница идет к нам с еще несколькими учителями. Она окидывает меня презрительным взглядом, будто во всей школе только я отпетая хулиганка.