Николай Богатырёв - Обратная сторона

Меня зовут Николай Ростиславович Богатырёв. Интересно – а как меня зовут на самом деле?…

Жёлтая, странного вида лачуга на краю чернеющей бездны, чахлое деревце у того же обрыва, осыпающийся жёлтым песком край которого всё ещё держит и домик, и дерево… Всё это нарисовано на картинке размером не больше обычной открытки в строгой чёрно-золотой рамке на побелённой стене… И хотя мне всего лишь пять лет, я уже хорошо знаю от своей прабабушки – бабы Жени – что эта картина нарисована её сыном Боренькой, который умер в 14 лет очень давно в глухой горной деревне, отрезанной от всего мира и врачей… Когда баба Женя рассказывает о Бореньке, у неё краснеют глаза, дрожат голос и губы, и она начинает искать носовой платок…

Я перевожу взгляд с картинки на висящую рядом грубовато сделанную фаянсовую вещицу – птичку, сидящую на виноградной грозди…

– А это что? – интересуюсь я впервые…

– Это мне Боренька подарил… – отвечает баба Женя…

Я осторожно-осторожно снимаю птичку с гвоздя, внимательно рассматриваю её и аккуратно вешаю обратно… Взгляд скользит по неровной белой стене и останавливается на коричневатой от времени фотографии в простой бронзовой рамке. На ней – четыре человека с чистыми спокойными лицами: молодая красавица – прабабушка, её муж – полковник и дети – дочь Нина (моя бабушка) и сын – Боренька. На фотографии тончайшим пером написано – 1916… Через год всё рухнет… Семья будет спасаться, переезжать с места на место, за них будет заступаться писатель В. Г. Короленко… В итоге все четверо окажутся в горной глуши, до которой гражданская война докатится уже позже и слабее, но и там она будет неотвратимо наносить невосполнимый урон…

Боренька тяжело заболел. Была зима. Глубина снега в тот год оказалась выше роста человека. До города, где можно было найти врача, было километров двадцать. Фельдшер, живший в деревне, не был уверен в диагнозе, и его предписания оказались ошибочны. Через три дня мальчик умер. Последние три ночи он видел необычные сны… «В первую ночь ему приснилась сорвавшаяся и упавшая икона…», – баба Женя комкает носовой платок и беспорядочно перекладывает его из руки в руку, на колени, на стол, снова берёт в руки…

«На следующую ночь ему приснилось, что он падает в бездну… Но он сумел зацепиться за ветку дерева…», – веки бабы Жени покраснели, и я понимаю, что она сейчас вот-вот заплачет. И мне становится невыносимо жалко её и жутко: ведь я твёрдо знаю, что плачут только лишь маленькие дети… «А в третью ночь он снова упал во сне в бездну и уже не смог ни за что зацепиться…», – прабабушка отворачивает лицо к окну, а я всматриваюсь в картинку, которая становится по-настоящему страшной: вот она – чернеющая бездна, и вот оно – слабое маленькое полузасохшее дерево… Я не сомневаюсь ни минуты, что Боренька упал именно в эту самую бездну…

Эта картина действовала на меня, как магнит, и я мог подолгу всматриваться в нехитрый пейзаж, нарисованный мальчиком, умершим в 14 лет… Я пытался представить себе падение в бездну и само понятие – бездна… Без дна… Значит… у этого ущелья вообще нет дна?! Как вообще такое возможно?…

– А что такое – бездна? – допытывался я у бабы Жени.

– Ну, это – пропасть… – отвечала прабабушка.

Это ещё страшнее – прóпасть… Это же значит – пропáсть!… Совсем… Окончательно!… И я принимался всматриваться в картину ещё пристальнее…

◊

Вскоре, однако, мне довелось заочно «встретиться» с Боренькой и почувствовать одну из сторон бездны – неожиданно, непреднамеренно и незабываемо…

Бабушка вдруг стала хлопотать по непонятному делу, договариваться, назначать какие-то сроки и даты… В конце концов мы пошли в слесарные мастерские и отыскали там Петра – бывшего ученика бабушки. Смуглый красавец-сварщик с проседью в чёрных волосах слушал очень внимательно и сочувственно. Разговор становился совсем непонятным и, наконец, появился клочок бумаги, на котором бабушка нарисовала необычную картинку – не то крест, не то качели… На концах этих «палок» оказались нарисованы по три кружочка…

А ещё через пару дней я оказался в микроавтобусе-УАЗике. Машина была забита людьми, некоторых из них я знал – это были Пётр и Андрей – братья погибшего на войне одного из моих дедов… В проходе между сиденьями оказался огромный православный крест, сваренный по эскизу бабушки. Всё было, как на её рисунке, даже загадочная косая перекладина, которая не переставала меня удивлять…

УАЗик тронулся с места и пополз в горы. Очень скоро асфальт закончился, началась брусчатка, которая перешла в гравийную дорогу, а та – в грунтовую колею. Машина переезжала ручейки, хрустела камнями и взбиралась всё выше в горы. Дорога становилась ýже, деревья – ближе, лес – гуще и темнее… Шофёр всё время переключал скорости, беспрестанно двигая руками и ногами. Мотор ревел, казалось, из последних сил. Машина всё чаще двигалась по краю обрыва, и из-под колёс сыпались раскрошенная глина и жёлтый песок… Наконец измученный УАЗик остановился, упёршись в непроходимую стену из ежевики, кустов и деревьев. Несколько человек с топорами и лопатами вышли из машины, и вскоре уже оказалось возможно пройти в какое-то очень необычное место, где я никогда не был и прежде ничего подобного не видел… Повсюду были едва заметные холмики, густо заросшие травой и почти на каждом из них был ветхий крест, столбик или то, что от них осталось…

Очень скоро место расчистили полностью. К этому моменту я уже знал слова «кладбище», «могила», «надгробие» и понял, что здесь похоронен Боренька. Белый красивый крест вынули из УАЗика и установили на с трудом найденную могилу. На табличке тонкой кисточкой дядя Женя старательно написал всё, что полагалось. К этому моменту неподалеку появились, как по волшебству, стол и скамейки. Видимо, доски и колья, из которых всё это соорудили, были предусмотрительно взяты с собой… Работу быстро завершили, положив цветы у подножия креста, и людей охватило непонятное веселье. Громче всех за столом говорила и смеялась тётя Люда – крупная блондинка с острым носом, острым взглядом и острым языком… Она умерла вскоре – первой… За ней покинули этот мир и остальные.

Я оглянулся вокруг… Расчищенный кусочек земли находился в глубоком ущелье. Солнце двигалось очень быстро, и вскоре кладбище погрузилось в глубокую тень…

Тризна подходила к концу, люди улыбались и были веселы… Все были ещё живы…

Я догадался: мы были в бездне, в которую много лет назад упал во сне Боренька…

◊

Прошло немного времени, и родители навестили меня и бабушку, у которой я гостил всё лето… Мы снова отправились в горы – недалеко от того самого кладбища и села, где долгие годы жили мои прабабушка, бабушка и их семьи. Взрослые захотели посмотреть удивительно красивые места в ущелье горной речки с названием, которое было одновременно страшным и… нестрашным – Змейка.