Александр Аврутин - Шанс длиной в Жизнь. Идя к цели, выбери правильный маршрут

– Разве я против? – возразил Тони. – Я хочу работать и получать за свой труд.

– Отлично, оттого ты и не победил. Если бы выиграл приз, то уверился бы в своей исключительности. В тебе заложен дар, но его не хватило для победы. И ты отлично понимаешь, о чём я говорю.

– Вы хотите сказать, что своим вторым местом обязан вам?

– Да, – спокойно согласился мистер Джонсон. – И вторым местом и «не первым». Но не потому, что недостоин победы – ты к ней не готов.

– Почему вы так считаете? – обиделся Тони.

– Твоя реакция на второе место! Обидел всех, кто тебя любит. И в основе обиды – самый что ни на есть эгоизм.

– Ага, – голос Тони дрогнул, – решили проверить – гожусь я в люди, или так себе?

Мистер Джонсон не ответил – встал и спокойно зашагал по дорожке, но не к выходу, а в глубь парка. Тони захотел остановить его – спросить, как жить дальше, – но какая-та сила прижала к скамейке и не позволила произнести ни слова. Через мгновение фигура мистера Джонсона растворилась в лучах заходящего солнца.

♠ ♣ ♥ ♦

Стемнело и похолодало. Тони, не обращая на это внимание, сидел в опустевшем парке, продолжая мысленно спорить с мистером Джонсоном, но аргументы в свою защиту – недавно казавшиеся «железными», – постепенно теряли логичность, становясь хрупкими и наивными.

Телефонный звонок прервал его грустные рассуждения.

– Папочка, привет, – из трубки вылетел радостный голос дочери. – Звонила Джина и пригласила меня на обед. Завтра. Пойти?

– Одну тебя пригласила? – удивился Тони.

– Да, но она ведь знает, что без тебя я не смогу пойти. Вот я и звоню. Пойдём?

«Вот упорная и хитрая эта Джина», – подумал Тони, а вслух сказал:

– А ты хочешь?

– Очень!

– Ладно, пойдём, – согласился Тони. – Ты же знаешь, я не могу тебе отказать.

– Я в этом не уверена, – засмеялась Никки. – Но спорить не буду. Приходи скорее. Скучаю и целую.

Тони посмотрел на фотографию дочери: задорно улыбающееся лицо Никки занимало весь экран телефона. «Что же я делаю, идиот? – вслух произнёс Тони. – Ей не важно проиграл я или выиграл. Она меня просто любит. Каким я есть. Прав этот странный старик – нельзя предавать тех, кто от тебя зависим».

Неожиданно Тони почувствовал лёгкость – физически – словно тяжёлая рука, давившая на него, ослабла, а потом вовсе исчезла.

Вскочив со скамейки, Тони не пошёл, а побежал домой.

Свет в комнате дочери не горел. Яркая луна освещала хрупкий силуэт Никки, сидящей у открытого окна.

– Никки, дорогая, закрой окно. Холодно ведь.

Тони подошёл к дочери и нежно обнял.

– Ну вот, – засмеялся он, – совсем ледышка!

Никки повернулась к нему и заплакала.

– Папочка, – сквозь всхлипы сказала она, – я очень боялась, что ты не придёшь. Никогда!

– Ну я же пришёл! Чего ж ты плачешь?

– Сама не знаю, – всхлипы стали реже. – Плачется…

Тони не знал, что сказать. Да и что можно сказать после таких слов? Ребёнок – беспомощно-больной – боится потерять отца. Не умершего, а живого, но покинувшего его. Но Тони чувствовал – не понимал, а чувствовал – она ждёт от него слов. Любых, кроме «я пошёл».

Тони взял дочь на руки и понёс к дивану. Осторожно опустил и присел рядом.

– Никки, запомни, я никогда, ты слышишь, никогда не оставлю тебя. Мы всегда будем вместе!

– Всегда-всегда?

– Да, всегда-всегда!

– И когда я женюсь? – звонко, забыв про недавний плач, спросила Никки.

– Девочки не женятся, а выходят замуж. В твоём возрасте это уже пора знать, – засмеялся Тони и нежно поцеловал дочь.

– Замуж, так замуж, – притворно вздохнула Никки. – Готов меня уже отдать первому встречному! А ведь обещал быть всегда вместе.

– Никки, ты хитрюга! Всё перевернула верх ногами. Но замужество нас разлучит.

– Не-а, не разлучит, – уверенно сказала Никки. – С нами будешь жить и детей моих нянчить. Ясно?

– Яснее некуда.

И оба дружно засмеялись.

– Папа, – перестав смеяться, начала Никки, – я хотела давно тебе рассказать, всё как-то не решалась. Но теперь, думаю, пришло время.

– О чём ты, Никки? – не понял Тони.

– Пожалуйста не смейся, хорошо?

– Да, ладно тебе. Рассказывай.

– Год назад мне приснился странный сон, – с серьёзным выражением лица продолжила Никки.

– И чем же он такой странный? – удивился Тони.

– Понимаешь, цветной и, как бы это сказать точнее, … настоящий. Я сидела на скамейке. Но это был не парк, а большое, скорее необъятное, поле цветов – ромашки и георгины. Всех цветов радуги.

– Ну, ромашки в поле растут, а вот про георгины не думаю. Они же садовые цветы, – возразил Тони.

– Не перебивай, я же сказала – сон странный. Так вот, сижу и смотрю на цветы. Ромашки колышутся, а ветра нет. Георгины, высокие такие, с разных сторон пробираются сквозь ромашки ко мне. Окружили плотным кольцом; застыли на мгновение, будто ждали чего-то, и с первыми тактами музыки закружились в хороводе. А музыка – мой любимый «Вальс цветов» из «Щелкунчика». Помнишь, мы ходили на балет в прошлый сочельник. Красота неописуемая. И мне так хорошо, но немного тревожно. А почему и сама не знаю. И вдруг слышу откуда-то сверху голос бабушки Симоны. Поднимаю голову и вижу такую картину: бабушка сидит на облаке и ласково смотрит на меня. А облако такое прозрачное, что я испугалась за бабушку – а вдруг упадёт. И я её спрашиваю – не поздоровалась даже, а как будто мы продолжаем разговор: «Тебе удобно там сидеть? Не боишься упасть, вон какое облако лёгкое?» – А мне бабушка в ответ: «Нет, не боюсь моё солнышко. Это я при жизни тяжёлая, а теперь нет». – «Почему?» – удивилась я. – «Тело моё осталось в земле, а душа здесь, на облаке. А у добрых людей душа лёгкая. Я не знала, но мне здесь рассказали». – «Так ты там не одна?» – «Нет, нас много. Я всю жизнь думала, что добрых людей много. Оказалось – права. Как вы там, без меня?» – Я не знала, что ответить – если скажу плохо, она расстроится, если скажу хорошо, то обидится. Сижу и молча смотрю на бабушку и от её улыбки сама стала улыбаться. Наверное она почувствовала, что я в растерянности, потому и сказала: «Не волнуйся, я понимаю. Вы потихоньку привыкаете жить без меня. И это правильно. Ты у меня молодец – сильная девочка. И умная…»

– Так и сказала – умная или ты придумала? – засмеялся Тони.

– Ну, папа, – обиженно проговорила Никки. – Я тебе правду говорю, а ты не веришь, да ещё и смеёшься. Не хочешь, не буду больше рассказывать.

– Извини, Никки. Не хотел тебя обидеть. Просто твой сон действительно очень странный.

– А я что говорила? Так вот, после того как бабушка сказала, что я умная, она перестала улыбаться и её лицо стало грустным. Я не успела спросить, что случилось, как она сама сказала: «Я за папу волнуюсь. Он такой…»

– Неудачник? – прервал дочку Тони.