Ким Барссерг - Протуберанцы. Социальный роман

Мантра стихов созвучно вплеталась в мелодичные всплески танца, создавая невероятно поэтическое настроение, и возникало такое ощущение куража, что захватывало дух. Музыка не нуждалась ни в чём, она была самодостаточна, но мои стихи очень нуждались в музыке и с ней воспринимались с какой-то непонятной смысловой глубиной. Я это чувствовал по широко раскрытым глазам Ладжзы. Уставшие, но возбужденные от танцев, мы вернулись к нашему столику после финальных звуков мелодии танго.

На двух машинах мы довольно-таки быстро через федеральную трассу добрались до базы. Ольга следовала за «Camry» на миниатюрном автомобиле «Honda Fit», стараясь не отстать и не заблудиться на светофорах. Стас, увидев в настенный монитор через систему видеонаблюдения силуэт моей головной машины, сразу открыл ворота, и мы без остановки вкатились на стоянку, припарковавшись на бетонной площадке возле диспетчерской. Я заглушил машину, выбрался из салона и подошел к Ольгиной малолитражке.

– Ну, как ощущения за рулем «хонды»?

Из салона доносилась громкая ритмичная музыка.

– А, что? Что ты говоришь, Сева?

– Ольга, сделай потише музыку, ты меня абсолютно не слышишь.

Ольга выключила CD-плеер, продолжая двигать плечами в такт тренькающей в ее голове мелодии, заглушила двигатель и переспросила:

– Ты что-то сказал, Сева?

– Я говорю, как ощущение за рулем нового авто?

– Прекрасно! Очень комфортная машина – слушается руля идеально, а какой здесь «subwoofer»! 53 53 Акустическая система в автомобиле

– Ну, вот и хорошо. Пойдем в диспетчерскую, попьём чайку, а то я что-то проголодался.

– Хорошо, Сева, пойдем. Я тоже не против того, чтобы перекусить.

Она выбралась из автомобиля, обошла его вокруг, любуясь, толи экстерьером своего новенького авто, толи своим отражением счастливого личика в темной тонировке боковых стёкол.

– Ну, так, идем?

– Да-да Сева, сейчас. А где можно «носик припудрить»?

– Как тебе сказать, Ольга, мужская половина «носы пудрит» там, где придется, а для женской половины отдельная комната имеется. Пройди дальше вдоль боксов, видишь, последнее кирпичное здание…

– Это то, из красного кирпича?

– Да-да, именно! Войдёшь, там дверь открыта, повернешь направо и увидишь комнату, что-то вроде столовой, и по правой стороне смотри: первая дверь – это туалет, вторая дверь – душ. Вот и всё, «попудришь» и подходи, попьём чайку с бутербродами.

– Хорошо, Сева, я сейчас, быстро…

– А здесь, Ольга, торопиться не надо.

– Как это не надо? Я чувствую, что если не потороплюсь, вы там всё съедите без меня, и я останусь голодной.

– Ну, тогда поспешай, но поспешай медленно, чтобы не было мучительно больно…

– За бесцельно прожитые годы? – Ольга заулыбалась и пошла в сторону хозяйственного блока, я же, вернулся в диспетчерскую. Стас сидел за монитором компьютера, нервно дергая мышкой, играл в какую-то подозрительную игру эротического содержания.

– Как дела, herr Стасиус, как настроение?

– Здорово, Сева, всё издеваешься, а дела «нормалёк», настроение тоже отличное. Ты пришёл меня сменить?

– Ишь, обрадовался, сиди, дежурь. Мне надо еще с одной машинкой разобраться.

– А что это за аппарат пригнали?

– Это Ольга себе купила малолитражку. Как она тебе?

– Мне нравится, богатая девчонка!

– Ты про что?

– Про твою подружку.

– Причем здесь подружка, я тебя про машину спрашиваю.

– Классное «точило»! И девчонка классная, с деньгами.

– Причём здесь это, заработала денег, вот и купила себе игрушку.

– Сева, скажи по секрету, у тебя, что с ней?

– Стас, прекрати говорить глупости, у нас разница в двадцать лет, а то и более.

– Ну, и что, в этом деле ровесников не ищут.

– Ладно, смени тему. Что сегодня на ужин?

– Да практически ничего. Тебя нет, а я и не готовил.

– Но хлеб то есть?

– Хлеб есть.

– А паштет мясной остался?

– Остался.

– Ещё лучше. Заварка есть?

– Есть, в пакетиках.

– Вообще прекрасно! А сахар?

– Сахар в банке из-под компота.

– Великолепно, а ты говоришь, есть нечего. Сейчас сварганю бутерброды, и попьем чайку. Ты с нами, али как?

– Чай, буду.

– А бутерброды?

– Если приготовишь для меня, съем.

– А если нет?

– Ну, если нет, твой съем.

– Понятно, тогда, во избежание голодного бунта делаю бутерброды на всех.

– Так, я не понял, твоя дама что, сегодня будет вместе с тобой дежурить?

– А тебе-то, какое дело, Стас?

– Да так, ничего, если тебе сегодня не хочется дежурить, я могу покорпеть вместо тебя.

– Ну, уж нет. Сменишься и вали домой, мы тут как-нибудь без тебя управимся, а завтра не опаздывай, я рано утром уезжаю вместе с Ольгой.

– И куда это вы «намылились» в такую рань?

– Ольга попросила перегнать её машину.

– Это ту, которую ты отремонтировал?

– Ну, да.

– Вот девка, в мужские игры играет, машины перегоняет.

– А как ты Стасиус хотел, каждый крутится, как может.

– Ты надолго, Сева, решил уехать?

– Достал ты меня, Стас, своими каверзными вопросами. Не знаю, как получится, но на трое суток точно. Пусть шеф ищет подмену.

– Так ты ему позвони.

– Позвоню, попозже. Ладно, где у нас хлеб?

Я готовил бутерброды из мясного паштета и колбасного сыра, слушая по радио фрагмент из оперного спектакля «Царская невеста» 54 54 Музыка – Н. Римский-Корсаков, слова – Л. Мей :

«Сколько лет прошло, сколько всего в жизни свершилось. Какими мы всё-таки были тогда молодыми, бесшабашными, но в тоже время, защищенными и уверенными в завтрашнем дне. Могли честно и добросовестно служить стране, совершать разные глупости и храбрые поступки во славу милых дам. Куда это всё делось? Страна резко поменялась, пройдя через бандитские девяностые, свернув с прямой и понятной всем широкой дороги на какую-то закоулочно-проселочную, ведущую к светлому будущему наших доморощенных олигархов. Бедные становились ещё беднее, а богатые – богаче. К какому социальному слою принадлежу я, непонятно. Но то, что не к олигархам, это точно. Вроде ещё пока не к бедным, но уже на пороге – ничего не скопил, ничего за душой. Уволен был из армии по болезни в то беспокойное и смутное время перехода к дикому капитализму, когда защитники отечества были абсолютно не нужны своей стране, а в некоторых случаях даже и опасны. Офицеров с армии увольняли партиями, без жилья, без привилегий и пенсий. Было больно смотреть на этих лейтенантов, капитанов и майоров, всю жизнь отдавших служению родине, начиная с суворовских, нахимовских и военных училищ, воинских частей, не видевших радостей гражданской жизни, с постоянным скитанием по огромной стране от одного гарнизона к другому. Как же боялись и ненавидели заокеанские властители нашу доблестную военную силу, что любыми способами пытались, если не уничтожить, то хотя бы дискредитировать ее, используя недальновидность правителей, залакированную сбреховатость и абиссальную порочность, по отношению к своим подданным. И сколько, таких как я, бывших лейтенантов, капитанов и майоров, уволенных в запас, скиталось по стране, не имеющих за душой ничего: ни собственного жилья, ни достойного места под солнцем, чтобы жить, творить, любить и быть хотя бы немножко, хотя бы чуть-чуть счастливее».