Ким Барссерг - Протуберанцы. Социальный роман

– Нет, Аня, я всё-таки поеду в Будапешт. Ты не знаешь, когда командир собирается обратно?

– Наверное, скоро, – ответила Энико.

– Вот, а я к нему подойду и объясню ситуацию, да заодно и уеду с ним на командирской «Волге». А в следующую субботу на экскурсии буду обязательно. Поеду туда, куда вы её запланировали.

– В Мишкольцы, – сказала Энико, – там очень интересно, я была. Представляешь, с самой вершины горы, под землей, бежит подземная река и впадает в бассейн, который находится у подножия горы, и по этой реке, в пещерах, сплавляются туристы. Там так красиво и жутко, что дух захватывает. Это надо обязательно увидеть.

– Хорошо, – буркнул я, – буду, увижу, обязательно, непременно.

Не мог же я сказать ей, что у меня на сегодня запланирована встреча с женщиной по имени Ладжза, что на венгерском означало «воительница».

– Папа спрашивает, куда ты пропал, почему не заходишь к нам? – Мило пролепетала Энико, – он собирается скоро ехать в Москву по своим дипломатическим делам, хотел о чём-то поговорить с тобой.

– Зайду, Аня, зайду милая, – ответил я, – лучше скажи ему, пусть ко мне приедет на улицу Ракоши, с отцом и братом познакомлю, тем более он знает где я живу.

Аня многозначительно посмотрела на меня и радостно выдохнула:

– А у меня в понедельник экзамены по русскому языку. Вот так.

– А на базе каких литературных произведений ты изучаешь русскую речь? – спросил я Энико.

– Произведения Достоевского, – ответила Энико, – я же учусь на филолога-русиста в Будапештском университете имени Этвёша.

– А, вот оно что! – Возрадовался я, – так тебе, как русисту, надо ещё и «феню» знать, вдруг на экзамене спросят?

– А что это такое, сленг? – удивленно спросила Энико.

– Да, язык, сформировавшийся на Руси в эпоху средневековья и первоначально использовавшийся офенями – бродячими торговцами. Это язык для общения – «не для чужих ушей», который впоследствии был перенят уголовной средой, – ответил я, – вот, например: «По фене ботал, права качал, по тыкве схлопал и замолчал».

Энико громко рассмеялась:

– Ну, ты дурашка, «буквицы сии зело многочисленны, притом тяжек труд нам разбирать их», – на древнеславянском ответила мне Энико, и мы искренне расхохотались над неожиданной концовкой нашего поединка заумности.

«Суть не в дороге, которую мы выбираем;

нас заставляет выбирать дорогу то, что внутри нас»

То, что было связано с СССР и его вооруженными силами, исполнявшими интернациональный долг по Варшавскому договору, ушло в забвение, и мало кто об этом помнит. А в восьмидесятых годах прошлого столетия военные просто выполняли свою работу, и следует отметить, очень даже неплохо. В зиму 1986 года, в январе, Восточную Европу накрыл циклон, в буквальном смысле этого слова, завалил Венгрию снегом. По ощущениям, высота снежного покрова доходила до 2-х, а то и до 3-х метров. Теплолюбивые и привычные к мягкой европейской зиме, мадьяры оказались технически неспособными бороться с зимней стихией. Хуже всего дело обстояло с автотранспортными коммуникациями. Население городов было отрезано друг от друга сплошными сугробами на автомобильных дорогах. Железнодорожное сообщение прервано между основными городами. Населённые пункты оказались в полной изоляции от возможности снабжать их продуктами питания. На венгерском горизонте замаячила голодная зима.

По решению командования ЮГВ на все виды мадьярских дорог были выведены сотни единиц инженерной техники. Наши солдаты и офицеры пробивали дороги в снежных заносах, освобождая от зимнего плена людские селения. Доходило до того, что беременных венгерских женщин доставляли в роддомы на БМП. А хлеб с полевых хлебозаводов отвозили в близлежащие селения. И всё это делалось безвозмездно, не за награды – интернациональная взаимовыручка. Сами венгры об этом, наверное, уже и не помнят – они забыли всё это буквально через пару лет. И в девяностых годах советских военных провожали в Союз уже, как оккупантов, на стенах домов, и везде, где было возможно, венгры расклеивали плакаты – затылок с фуражкой и надпись: «Elvtársak, menj haza!» 16 16 «Товарищи, идите домой!» – (венг.) .

Коротка человеческая память. И всё же приятно было вспоминать, что среди наши военных в Венгрии были не только дезертиры, плохие водители и спекулянты. Были и добрые отзывчивые люди, готовые на самопожертвование и благородные поступки. И таких было большинство.

Участок европейского маршрута Е71, который соединяет столицу Венгрии – город Будапешт, и административный центр медье (графство) Фейер – город Секешфехервар, необходимо было преодолевать, по правилам дорожного движения по автобану на скорости не менее 100—160 км/час. Однако наш военный ЗИЛ-131 с кунгом, на котором я решился добраться до Будапешта, мог развивать по трассе скорость до 85 км/час, не более. Командирская «Волга» не смогла вместить в себя всех офицеров старшего сословия и мне, как заместителю начальника ПТО, пришлось договариваться со старшим машины, так называемого «Студебеккера», начальником ЦМС, старшим лейтенантом Разумовским.

Я окинул взглядом территорию центральных материальных складов и понял, что молодежь уже уехала на экскурсию, а народ постарше рассредоточился в своих «каптёрках». Разумовского я отыскал в «прорабке» на территории ЦМС, где он со своим помощником, прапорщиком Аусом – эстонцем по происхождению, с загадочным видом что-то готовил на огромной сковороде.

– Вечер добрый вам в каптёрку, – поприветствовал я искусных поваров в военной форме и, втянув носом изумительный запах жареного мяса, спросил:

– По какому случаю сабантуй? И что за вкуснятина у вас готовится на сковороде?

– А вот, – ответил мне Разумовский, – прапорщик Аус отловил на территории базы великолепного кролика, которого мы буквально скоро будем кушать.

– Да, тут этих кроликов видимо-невидимо, – добавил прапорщик, нарезая армейским штык-ножом головку лука крупными кольцами, – под нашими складами на территории столько нор нарыли, что не сосчитать. Вот, под вечер, к ужину, и достаем по одному, – высказался прапорщик, поигрывая ножом, который в его огромных пудовых кулачищах казался просто детской игрушкой.

На столешнице офисного стола находились пара бутылок польской водки «Балтика» и армейская тарелка с нарезанными дольками венгерского сладкого перца.

– Ты что, на экскурсию не поехал? – Спросил меня Разумовский, – тогда прошу к нашему шалашу.

– Спасибо за приглашение! – Я снял фуражку, подошел к столу и нарезал белый мадьярский круглый хлеб, который проще было разломить руками на ломти, чем резать ножом, настолько он был свежим и бесконечно мягким.