Снорри Снорг - Прямохождение по Алтаю. Песня гор, солнца и ветра

Моста здесь нет, а река превратилась в озеро. Но схема понятна. Ищу местечко, где одно озеро переливается в другое, бросаю штанишки в бурлящий поток. Почему нужна верёвка? Да потому что руками держать невозможно, стынут за пять секунд!

День свободы – это странно. Как-то сразу надо… думать, чем заняться. Ну, конечно, латаем дыры, пришиваем оторванные лямки, считаем мозоли и ранения… Собираем хворост, рубим сушняк, помогаем дежурным по костру. Но надо ж и досуг как-то организовать! Смородинового листа, что ль, нарвать?

– А давайте бить шишку? – подсказывает Лёха.

– Не понял…

– На кедр полезли, говорю! Смотри – шишки свисают!

И точно. Все кедрушки, сами-то с пять метров ростом, покрыты синеватыми кулачками шишек. Детскими такими кулачками… Но попробовать можно. Середина августа ведь уже.

«Бить», правда, особо нечем, все палки собрали на костёр. Да и не желаю я деревья дубасить. К деревьям я с рождения испытываю братскую привязанность, родственное чувство. Не позволю их обижать. Они не просто живые, они… думающие, у них есть душа.

Я сейчас не шучу. По древнегреческой мифологии, в каждом древесном стволе живёт дриада. Друиды кельтской традиции тоже верили в это. Они чтили деревья. Вы можете не верить и не чтить, но относитесь, пожалуйста, к ним с уважением. Просто подумайте о том, насколько они старше вас, сколько всего они видели, сколько тяжёлых зим и невзгод перенесли – не для того, чтобы какой-то бездумный удалец ломал ветки, срезал кору для развлечения, увековечивал на них ножом своё дурное имя. Такому удальцу я бы ломал руки и срезал пальцы, а имя выпилил бы на лбу.

Древнейшие из дриад, кстати, обитают в Ясене. Вот вам символ: Мировое Древо Иггдрасиль, связывающее своими корнями, стволом и ветвями Прошлое, Настоящее и Будущее!

Я люблю деревья. Когда обнимаю их, мне передаётся их мудрость и боль… Так я чувствую. Сейчас даже и лазать по ним перестал. А в детстве много лазал, и гордился своим умением. Полез вот и на кедр за шишками. Натряс немного. Спустился весь перемазанный смолой. Оч-чень смолистые кедрушки.

Есть другой, варварский способ собирать кедровые орехи. Практикуется «массовиками-затейниками», любителями оптовых коммерческих заготовок. Подходят они к дереву с большим деревянным молотом и шарахают им со всей дури по стволу… Деревья же не чувствуют боли! Сердцевина потом трескается и гниёт – подумаешь! Вон их вокруг сколько!

О, древние боги, воплотите их в следующей жизни в деревья! Какие-нибудь унылые и корявые, а мне пошлите сил побольше и молот в руку – сокрушительный Мьёльнир!

…Мы лакомимся шишкой, любуемся на горные цепи, горделивыми стражами окружившие милую долину. Чудесная погода. Прямо… нонсенс какой-то! Как ещё назвать это, если не наградой за мучения? Над красноватыми стенами гор плывут неторопливые и немного мультяшные облака…

А теперь – купаться!

Мыться, то есть…

Я уже имею представление, каково это – плюхаться в горном озере. Такие купания обычно подзвучиваются тихим звоном… Не знаю, как дело обстоит у девочек… Для меня омовение по-алтайски описывается краткими репликами: «В воду!.. – И из воды!»

С нашей стороны подход к берегу охраняет одинокий могучий Камень. Он прибоченился у самого спуска, где тропка виляет меж зарослей шикши и сизого мха. Он старый. С шероховатым пузом и моховыми плечами. Холодный на ощупь, но где-то внутри, кажется, теплится зачерствевшее сердце… Разлёгся как слон, и присматривает за порядком. Уважительно обходим его. Спускаемся. Кромка берега покрыта зелёной порослью, но такое ощущение, что в метре уже начинается страшная глубина.

Озеро величественно и спокойно. Весь склон горы за ним, спускающийся прямо в водную гладь и утопающий в ней, представляет собой пирамиду из круглых окатышей. Она простёрлась от воды до неба, и смотрится, как в зеркало, в ложинскую синь.

Купаются на Алтае голыми. Это мы сразу как-то поняли и приняли. И мальчики, и девочки. Для начала, какой дурак возьмёт с собой в горы купальник? А для конца – где и когда его потом сушить? И так все вещи, гораздо более ценные и полезные, постоянно нуждаются в сушке, а место возле костра очень ограничено. Сейчас тут толкаются жопками пять человек, а всего-то нас – пятнадцать. Кроме того, любая вещь ВЕСИТ. А мокрая вещь весит дважды.

Озеро. Прелестное. Безупречное. Ласковое. Строгое. Ледяное. Мыться и стираться здесь не будем. Кощунственно. Можно по-быстрому доплыть до горбатого чёрного камня, торчащего над поверхностью в паре-тройке саженей от берега, но как-то… боязно. А вдруг это спина чудовища?

Лёха и я идём к следующему озерку ниже по течению, чуть-чуть запущенного, «болотного» вида. Входим в тихие струи (всё-таки, это часть реки), намыливаем труселя, растираем мочалками пропотевшие чресла. Ноги отлетают за секунды… Вот уже пальцы не шевелятся, пора выпрыгивать на сушу.

– Интересно, а рыба здесь водится?

– Если только хариус…

Стоять на месте – для туриста значит морально разлагаться. Насколько все уделались за двое суток хода, но и мы, совсем зелёные в этом деле, понимали, что двое суток на заднице – беда для походника. Поэтому «стоять» на озёрах запланировано один день. Из-за сегодняшней утренней пробежки он будет неполным.

А ещё дядя Витя говорит, что на длинных стоянках открывается «яма желудка». И после похода тоже. Но до того ещё надо дожить…

Сидим в заколдованном ночном лесу, озарённые горячим пламенем костра, считаем созвездия, слушаем истории, черпаем чай из котла большими стаканами-сметанами… Да не просто чай, а чёрный и терпкий бадановый отвар!

Да, друзья, именно здесь, на Ложе подружился я с дивным горным растением – Баданом. Крупные гладкие листья, неожиданной красы и прямоты стебель с ярко-розовыми цветами… Нас, конечно, интересует то, что под стеблем и под листьями: сухая прошлогодняя листва растения, которая чернеет, высыхает и преет от дождей прямо на корню. Эти душистые сморщенные «чайные» листочки мы бережно собираем и высыпаем в кипящий котелок. Аромат заваривающегося бадана ни с чем не сравним. Но, в отличие от чайных листьев, эти не настаивают, а именно варят, они должны кипеть в течение двадцати – двадцати пяти минут. Тогда получится густой животворящий напиток, чёрный как смоль и здорово тонизирующий.

Не все любят суровую вязкость баданового взвара, часто его смешивают с листовым чаем, добавляют смородину. А я просто обожаю чистый и честный «дубящий» вкус, природную силу в который вложили сами горы. Для меня эта замечательная трава – символ Горного Алтая. Кстати, бадан – принципиальное растение: любит высоту и камни, в низине расти не станет! Не зря его по-другому называют Камнеломкой. А ещё Монгольский Чай.