Евгений Волохин - Иллюминатор

– ГДР. ФРГ это западная территория, если ничего не путаю. В плане, западные страны контролировали всё, – подсказал водителю Мечников.

– Ага, что-то уже память подводит. Короче, в Германии я ещё четыре года пробыл, части осматривал, за дисциплиной выборочно следил, отчёты составлял. Тупая тыловая работа, короче, – Ах ты скотина, куда едешь! – внезапно выкрикнул таксист и резко затормозил. Между их машиной и едущей впереди вклинилась чёрная дорогая БМВ. – Вот же… человек, а? Нет чтобы попроситься, я бы пустил. Мне что, жалко? Да плевать. Но чтобы так… Ладно, бог ему судья. Или товарищ гаишник.

– Не знаю, как вы в Москве каждый день за рулём столько времени проводите, с ума сойти можно и все нервы потерять, – сказал Роджер.

– Как-как, сложно, – ответил таксист, – Но что ещё делать? Как зарабатывать? Я же когда из своего путешествия длинною в солдатскую жизнь вернулся домой, на завод устроился почти по специальности – связь, администрация. Афганистан, Дальний Восток, Германия, а потом ещё и Япония с Китаем дали опыт. А что делать военному в отставке? Я же на пенсию уже в сорок лет вышел, двадцать два года в погонах ходил. Вот и на завод устроился, что делать. Денег, в смысле пенсии, хватало, конечно, но скучно было, невозможно. В Вологде делать нечего, кроме как работать и умирать. А когда Союз развалился, ну, точнее, даже ближе к двухтысячным, – он на несколько минут замолчал, пытаясь вырулить из вновь образовавшейся пробки на пустой дороге, – …ближе к двухтысячным завод наш закрыли, и восемьсот человек разом работы лишились. Ну, не мы первые были, и не последние. Все подались кто-куда. Я сидеть на месте так и не привык и решил в Москву поехать, жить, работать, доживать. Продал квартиру в Вологде, продал домик в деревне – к этому времени все мои родственники умерли, а женой я так и не обзавёлся, поэтому меня ничего и не держало.

Виды за окном, вопреки обывательскому заблуждению, не проносились, а еле-еле плыли. Пробка, берущая начало из ниоткуда и идущая в никуда, пожирала одну машину за одной. Вероятно, она питалась грязным выхлопом, каплями бензина, матом и нервами водителей. Ведь там, где всего этого нет, нет и пробок. «Логично», – подумал Роджер. «Но глупо», – подумал он же.

– Ну и вот, переехал я, значит, в Москву, год, наверное, был уже второй или третий как закрылся завод. Переехал я, а тут, как сам знаешь, производства нет почти негде. Есть далеко в области какие-то заводы, но они такие небольшие, что я на них даже не думал. А всё, что было в промзонах городских, не подходило. Производство же у нас только в регионах есть, а Москва она только пожирать всё это и умеет, как говорят в тех же регионах, зажрались москвичи, говорят. Думают, что мы здесь в золоте купаемся да икру красную на завтрак, обед и ужин едим. А на деле? Средняя зарплата тыщ сорок, две трети населения живёт в спальных районах и города не видит почти. Тьфу… Посмотрел я по сторонам, поискал работу, да плюнул на это дело. Купил себе квартиру однокомнатную в области, взял машину новенькую, иномарку, да стал таксовать. Не ради денег, ради того, чтобы на месте не сидеть. Со временем машину продал, ну, как подкопил ещё денег, купил новую, вот эту, – водитель сказал это ласково, будто Шкода была его любимой женщиной и маленьким котёнком в едином воплощении, – И вот, я здесь.

«За тридцать минут поездки водитель успел рассказать всю историю своей не самой радужной жизни, да ещё и мнение по разделению москвичей и не москвичей выразил», – подумал Роджер. Это они умеют. В следующий раз ему попадётся водитель, который будет уверять, что они у него был собственный бизнес, но из-за кого-то, разумеется не из-за него самого, этот бизнес выгорел и он теперь таксует. Если бы в мире был конкурс по вранью и преувеличению, таксисты бы заняли на нём второе место. Потому что первое было бы за политиками.

– И как вам работается на извозе? – спросил Мечников. До аэропорта оставалось ещё минут двадцать-тридцать езды, а копаться в телефоне и бесконечно обновлять ленту новостей он не хотел, как и всё ещё не хотел смотреть на этот город в окно. Не сегодня. Как-нибудь в другой раз.

– Нормально. На бензин и еду хватает. Большую часть откладываю, ну ещё и пенсия всё ещё капает. После развала Союза она меньше стала, но не на критичном уровне.

– Какая же пенсия у российских воинов сейчас?

– У меня почти пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят тысяч? – непритворно удивился Роджер, – Очень неплохо.

– Да, неплохо. Но это далеко не у всех такая. У меня и выслуга больше двадцати лет, и надбавка как участнику боевых действий, и звание не самое простое было, надбавки, коэффициенты – это и спасает.

– Понятно. Да, в таком случае жить можно хорошо и не особо думать, что будет завтра.

– Можно, но не по мне это. Я же говорил, что коплю сейчас. Ограничиваю себя вообще во всём, что можно. Еда простая, из удобств минимум.

– Зачем?

– Уехать хочу из страны. Я всё ближе к старости ведь, организм уже не выдерживает климата. Хочется тепла, хочется на юг. Наверное, куплю дом в Черногории или Греции. Может, на Кипре. Буду, наконец, отдыхать.

– Вы продолжаете меня удивлять. В вашем возрасте и о таком думать – странно.

– Вовсе не странно. Просто у нас же никто себя не любит, а только и делают, что занимаются саморазрушением. Я же и спортом занимаюсь, и языки учу, и в теме всех новостей. В душе мне двадцать, как говорится. А на деле… – таксист замолчал и сделал радио погромче. Играла какая-то очередная поп-радиостанция с бессмысленными песнями.

– Подождите, вы же сказали, что нужна постоянная активность. А что делать будете в другой стране? Вы там чужой, – спросил Роджер после небольшой паузы.

– А здесь я разве свой? Здесь я разве кому-то нужен? Ну, может как работник да. А как человек? Тьфу. Поэтому какая разница, где ты не нужен больше – на родной земле, или чужбине далёкой? А делать… не знаю. Может, книгу напишу. Про войну. Или сборник историй про работу в такси. А может, пешком всю Европу обойду. Я человек такой. На месте сидеть не буду.

Пробки начали постепенно рассасываться и исчезать. Машина осторожно, словно боясь спугнуть пустую дорогу, набирала скорость. Водитель всё так же осторожно, смотря в боковое зеркало заднего вида, перестраивался в левую крайную полосу. Дорога стала совсем свободной, и такси, выйдя на Ленинградское шоссе, набрала скорость и расстояние до аэропорта стало быстро уменьшаться.

Остаток пути пассажир и водитель провели в тишине. Это устраивало обоих.

Спустя пятнадцать минут молчания, прерываемого только шумом дороги и глупыми шутками радиоведущего, машина свернула на дорогу к аэропорту. Спустя ещё десять минут и два шлагбаума, водитель остановился на отмеченном для высадки пассажиров месте.