Людмила Маршезан - Рассказы из Парижа

А Мандельштаму она подарила свою любовь и Москву:

«Люблю Мандельштама с его неизменной магией каждой строчки. Дело не в классицизме… в чарах ».

Как образно чётко Цветаева прозвала Маяковского «Архангел-тяжелоступ», своими быстрыми ногами Маяковский ушагал далеко за нашу современность и где-то, за каким-то поворотом, долго ещё будет нас ждать…

Пастернака Цветаева определила как «Световой ливень». Переписка с Пастернаком, мечта о встрече стали необходимостью, воздухом для Марины. Духовное пламя их отношений раздуло «стихотворный пожар».

Поразительная сила поэзии всех этих поэтов и какая трагическая судьба… Сейчас их именами названы звёзды, но их стихи, как солнце светят нам.

Наши споры-разговоры прервал звук гитары. Это Людмила Полей начала импровизировать:

Невысказанная или высказанная боль. У меня заблестели слезы… Ведь это последнее стихотворение Цветаевой, написанное 6 марта 1941 года. И опять она не была понята и услышана. Ведь это посвящение ему, молодому, красивому, талантливому поэту Арсению Тарковскому…

Мне захотелось как-то остановить чтение стихов, ведь больно же, так больно. И мне вспомнился чей-то рассказ, рассказ человека, который видел Марину Ивановну только один раз в жизни. Он вспоминает балет «Жизель» со знаменитой Улановой. Сцена сельского праздника. Жизель среди других девушек ничем не выделяется до тех пор, пока не увидела принца и идёт к нему через всю сцену. Происходит гениальное перевоплощение – это сама Любовь в образе женщины идёт навстречу с мужчиной. Это чувство, вызванное Улановой, осталось в памяти. И вот, стоя в очереди за зарплатой в Гослитиздате, он увидел Цветаеву (весна 1941 года). Это была немолодая женщина с седыми волосами, неухоженная, с замкнутым лицом. И в одно мгновенье лицо её преобразилось, стало счастливым, светящимся, ожидающе женственным. Она вся подтянулась к вновь вошедшему – это был Тарковский…

В эти трудные жуткие дни (дочь и муж уже были арестованы) как необходим ей был кто-то, кто бы поддержал и понял душу, рассеял страх и написал стихи.

Никого. Она записала: «У меня нет друзей, а без них – гибель». Вот он ключ к разгадке её самоубийства.

Меня не покидает чувство вины, да и друзья мои приуныли, и только голос Флорана вернул нас в действительность:

– Предлагаю читать стихи Марины, написанные в этой квартире.

– Слушайте, – как-то торжественно и строго произнесла наша Лара. Стихотворение «Сад», оно было написано здесь 10 октября 1934 года:

– А теперь будем пить чай, – пригласил всех хозяин квартиры. Пользуясь общей суматохой, я вошла в спальню Цветаевой и, пристроившись на краю камина, стала записывать строки, пришедшие вдруг ко мне:

– Где твои пирожки? – услышала я чей-то голос. Пришлось захлопнуть блокнот и разбираться с пирогами. Единственное место, где удалось уединиться – была ванная комната. Закрывшись на все щеколды и задвижки, я дописала начатые строки:

Июнь 2016 Vanves

Париж, меняясь каждый день, умело сохраняет свои мифы, легенды, истории, но в то же время щедро открывает свои тайны любопытным.

В Латинском квартале, проходя по тихой улочке Feuillantines, обратите внимание на здание с витражами (профессиональный лицей), на стене которого висит мемориальная доска: «Здесь, в обители Feuillantines, находившейся раньше на этом месте, Виктор Гюго провёл часть своего детства с 1808 по 1813 год». Действительно, до 1850 года вместо улицы, которая сейчас и носит название бывшего монастыря Feuillantines, здесь цвели цветы, пели птицы, шумел зеленью монастырский сад, где шестилетний Виктор играл со своими братьями. Позже, в 1855 году, он написал своё известное ностальгическое стихотворение – воспоминание: «Aux Feuillantines»:

Перевод Татьяны Примак

Благодаря этим строкам, мы легко можем представить себе цветущий сад детства Виктора Гюго, почувствовать этот особый дух братства, проникнуть вместе с поэтом на монастырский чердак… Удивительно то, что сюда до сих пор прилетают птицы и не найдя ни единого дерева, отчаянно щебечут на балконах с геранью неоклассических каменных домов. Вот, в одном из таких домов на улице Feuillantines и живет наша семья.

До нас, в этой квартире обитала экстравагантная журналистка французского телевидения Аньес Танги, которая очень любила последний высокий стиль Ар-деко (Art déco). Пол в её прихожей был в шахматном контрасте черного и белого с горящими вкраплениями красного. Безусловным символом Ар-деко была скульптурная фигурка крадущейся черно-белой кошки, к всеобщему удивлению оказавшейся живой. А светильники… светильники были точно такими же, как на легендарном «декошном» французском корабле-лайнере «Нормандия»…