Людмила Астахова - Рассказы

Под свинцово-серым небом, тяжелым, как крышка саркофага, лежала необъятная равнина, покрытая слоями пепла. Здесь не было ни рассветов, ни закатов. Лишь белый холодный свет, не дававший теней, лился со всех сторон, безжалостно освещая две армии, замершие друг напротив друга. Вот-вот должны были прореветь серебряные трубы, возвещая о начале великой битвы. Странные это были армии. Одна — многочисленная, бесконечная, колышущаяся массой тел, сверкающая разномастным оружием, ощетинившаяся кольями, алебардами, мечами, пиками, воющая и улюлюкающая. Другая состояла из одного единственного воина. И хотя он был закован в сталь и в руках держал меч, но он был совершенно один. Один против черно-аспидной брони, гигантских зубов, шипастых хвостов, кожистых крыльев и когтистых лап всевозможных демонов и дьяволов, против цепких суставчатых пальцев инкубов и суккубов, против могучих колец змеиных тел чудовищ.

Одинокий воин опустил забрало и поднял меч над головой, армия монстров ответствовала воплем ненависти. Небо раскололось надвое…

…Андрюха с величайшим трудом разлепил веки, пытаясь сообразить, где он находится. Если у Таньки, то это одно дело, а если у себя в "конуре", то другое. Голова болела нестерпимо. Нет, слово "болела" совершенно не отражало суть происходящего внутри черепной коробки. Мозги кипели в концентрированной серной кислоте, сверху их посыпали порохом и забрасывали петардами, которые взрывались в районе затылка. Весь остальной организм пребывал в состоянии затяжной гражданской войны. Печень объявила суверенитет, желудок требовал введения миротворческих сил, спинной мозг ушел в глубокое партизанское подполье. А запах изо рта…! Бельгийский Ипр отдыхает!

А винить-то, кроме себя, больше некого. Вот спрашивается, кто вчера разжимал стальными щипцами зубы и через воронку лил бедному Андрюшеньке в глотку вонючий самогон? Кто был этот подлый садист и жестокий негодяй? Где он?

Да вот же! Ба! Его бренное тело лежит в трусах на холодном диване, безвольно свесив на пол волосатые ноги, а сквозняк из форточки гуляет туда-сюда по голой груди. Тело неимоверно страдает от похмельного синдрома. А душа его, только что побывавшая в царстве Морфея, находится в смятении от увиденной во сне инфернальной картины. Но страдания Андрея усиливаются многократно еще и потому, что ему пока еще не чужды моральные муки от осознания глубины собственного падения. Пить с бомжами бормотуху неведомого происхождения, по глубокому его убеждению, может только личность падшая. Отсюда и сны апокалипсического содержания.

В полураскрытые глаза страдальца ворвался свет утра, грубые фотоны ударили по несчастным палочкам и колбочкам сетчатки, словно таран во врата вражеской крепости, зрительный нерв, обернувшись бикфордовым шнуром, провел импульс в мозг, где и взорвался, как пояс шахида в израильском ресторане.

— По-ми-ра-ю! — прохрипел Андрюха. — Помогите!

— Могу организовать таблетку аспирина, — ответил ему незнакомый мужской голос.

От неожиданности и испуга Андрюху подбросило на диване. Он дернулся к брюкам, запутался в собственных ногах и рухнул на пол, распластавшись на паркете морской звездой в час отлива.

В кресле спиной к окну сидел незнакомец в зеркальных очках. На нем был длинный кожаный плащ, застегнутый на все пуговицы. Лежа на полу, Андрей успел рассмотреть еще тяжелые армейские ботинки на ногах чужака.

— Так принести тебе аспирин? — снова спросил он.

— Д-д-да, — выдавил из себя Андрюха.

Незваный гость встал и направился на кухню. И когда он повернулся, Андрей увидел за его спиной огромные сизые, как у почтового голубя, крылья.

— Э-э-э! У тебя крылья. Ты кто? — спросил он, когда незнакомец вернулся с таблеткой в одной руке и стаканом воды в другой.

— Твой ангел-хранитель, — пробурчал тот. — Пей, давай!

Вопреки всем иконам и голливудским фильмам у ангела вместо округлых щечек белокурых локонов был тяжелый гладко выбритый подбородок, плотно сжатые губы прирожденного молчуна и короткая, как у спецназовца, стрижка. И судя по ширине плеч и размеру кулаков, силушкой ангел тоже не был обделен.

Андрей автоматически проглотил таблетку, запил её водой, и снова переместился на диван.

— Я в тебя не верил.

— Я знаю.

— Чего тебе нужно? — полюбопытствовал Андрей.

— Поговорить хочу.

— Говори.

Ангел-хранитель прислонился бедром к подоконнику и задумчиво поглядел за стекло, словно собираясь с мыслями.

— Видишь ли, Андрей Владимирович, у меня сегодня последнее дежурство. Скорее всего, завтра меня у тебя уже не будет.

— Почему? — удивился утренний страдалец.

— Сегодня день решающей битвы. Да ты сам видел только что.

— Во сне?

— Да, именно. Решающая битва Добра и Зла всегда впечатляет.

— А ты на стороне Добра?

— Ты на стороне Добра, — уточнил ангел и добавил: — Пока.

— Я — Избранный?

— Размечтался…, - ухмыльнулся сизокрылый. — Ты обычный смертный, но ради таких как ты и создан этот мир. И мы — я и они, никогда не ленимся сражаться за каждого из вас.

— А почему сегодня битва именно за меня?

— Сначала ты выдал кредит за откат, потом забыл о дне рождения своей дочери, затем не приходил в больницу к матери, а теперь вот запил по-настоящему. Ты почти потерян для Добра, Андрей Владимирович. А на тебя возлагалось столько надежд, — спокойно рассказал ангел, повергнув своего подопечного в некоторое смущение.

— А вдруг вы победите? — с надеждой спросил тот.

— Кто это — мы?

— Ну… — Андрей слегка растерялся. — Воинство Света.

— Нет никакого воинства, — пробурчал хранитель. — Я буду один, и ты будешь один.

— Но это нечестно! — воскликнул человек.

— Нечестно, — согласился ангел. — В одиночку против Легионов Зла выстоять тяжело. Но, веришь, у многих, очень многих получается.

— А с теми, у кого не получается, что происходит?

— Я не знаю. Ангелы ведь гибнут.

— Что-то страшное? — шепотом спросил Андрей.

— Ты, скорее всего, сам скоро узнаешь. Я, собственно, затем и пришел. Что бы попрощаться с тобой. Ты был интересным подопечным.

— Так ты сдаешься?

— Я? — удивленно вскинул брови ангел. — Это ты сдался. Вчера, в три часа дня. Шеф спросил тебя, стоит ли увольнять Зинаиду Николаевну, а ты сказал, что стоит. А ведь это ты виноват, что кредит не вернули. Ты с самого начала знал, что так и будет. А еще Зинаида Николаевна похожа на твою мать, к которой ты не ходил уже год, потому что она каждый раз напоминает тебе об Алине. Зачем я тебе все это рассказываю? Ты сам все понимаешь. Иначе, не напился бы, как свинья.

— Мне было плохо.

— Завтра будет лучше, а послезавтра совсем хорошо, — пообещал ангел. — Как всем подонкам.