Татьяна Волкова - Калейдоскоп

В серой, помятой коробке картонной
много сокровищ есть потаённых:
детские книжки, заколки, ракушки,
милые сердцу с детства, игрушки,
Длинные письма от школьных друзей,
Пять упаковок карандашей,
В толстых конвертах – открытки нашлись,
Шапка «Metallica» – вот так сюрприз!!
Помнишь, как в детстве летели в сугроб?
Гляньте-ка, что это?
Калейдоскоп?
Только сейчас я тебя углядела,
Вновь ностальгия меня одолела.
Пусть ты всего лишь цветное стекло,
Станет, как в детстве, на сердце тепло.

Что же я вижу?
То – не орнамент,
Старый мудрец там читает пергамент.
Может – волшебник,
а может – учёный,
Рядом – в темнице сидит заточенный
очень печальный, зеленый дракон —
Страшным и вовсе не выглядит он.

Сколько готовых книжных сюжетов
в калейдоскопе спрятано этом,
Я целый мир на ладони держу.
Что будет дальше?
Потом расскажу.

Мне бы гений Уайльда,
чтобы писать красиво.
Мне бы мудрость Хемингуэя,
чтобы писать правдиво.
Мне бы рифму Шекспира,
чтобы писать мелодично.
Воспитание Шелли,
Чтобы писать прилично.
Мне всего бы от каждого
понемногу.
Мне цены б тогда не было
ей-богу!

Сегодня я снова увидела небо,
И образ того, кого я не встречала:
Был теплый сентябрь, я вышла за хлебом,
А он, как обычно, курил у причала.

Вдруг резкий и громкий гудок парохода
И ветер-негодник вскружил мое платье
А он улыбнулся:
– Tu cara me suena, – и солнечным зайчиком тронул запястье.

Ответило сердце, поверив впервые,
а разум уже не «лепил» отговорки,
И пальцы не слушались, в странном порыве,
Рисуя почтовый на томике Лорки.

Он пил эту осень моими губами —
Такого со мной никогда не бывало:
Всю ночь мы бродили, сплетаясь руками,
А утром он снова курил у причала.

И разум не верил, что это возможно,
И сердце легонько кололи иголки,
И к сумке тянулась рука, осторожно —
К заветной закладке из томика Лорки.

А после – октябрь встречал меня снегом,
И звезды растаяли на небосклоне…
Когда-нибудь, мама, я выйду за хлебом,
А утром – случайно проснусь в Барселоне.

Продавец сновидений, отдай мне немного мечты,

Той, что пахнет соленым морем —
звучит перебором струн,

Той, где тысячи кошек играют,

свои распушив хвосты,

Той, где скальды поют о Сигурде и Гудрун.

Поделись добротой, помоги мне увидеть вновь
благородство людей,
Единенье не тел, а душ,
Пригласи прокатиться на яхте без парусов,
И налей до краев карибский горячий пунш.

Запрети мне, под страхом смерти, смотреть назад,
Подари легкость мыслей, утраченный к жизни вкус,
Дай способность любить,
и… немножечко блеска в глазах,
И тогда – обещаю, что снова в себя влюблюсь.
aaA2017

Всю жизнь обречен я держаться
в тени твоей – Амадей,
И вместо оваций —
останки оплывших свечей.

С рожденья обласкан судьбою
австрийский Орфей – Амадей.
Смотри, что содеял с тобою
триумф итальянских ночей!

Живешь не по средствам роскошно —
В долгах как в шелках, Амадей,
И, будто бы не нарочно,
у милой жены твоей,
То сердце, что музыкой дышит —
Так накрепко сжато в руках,
что отзвук его не слышен
и пурпура нет на щеках.
И взгляд твой: устало-пресыщен —
скользит по декору дверей,
Как будто бы выхода ищет
из этой тюрьмы Амадей.

Твой гений благословенный —
на службе людей, Амадей,
Что лестью своей елейной
пленили его без затей.

И дикий огонь колючий —
терзает меня изнутри,
И жду я удобный случай,
И в страхе шепчу: «умри".

В зените крылатой славы
оставь этот мир, скорей,
Не то твой талант лукавый
погубит тебя, Амадей.

Я слышу журчание Леты
сквозь тихий и сдавленный стон.
В бокале твоем две монеты,
Что примет угрюмый Харон…

Расскажи мне о море, моряк
Ведь я ничего не знаю о нем.
Расскажи мне о том, как
Мы с тобой никогда не умрем —
Как на берег бежит волна
И об острове райских птиц,
Где серебряная луна в воду падает по ночам,
Как сгорает моя печаль в предрассветном костре зарниц
И о том, каких ты наслушался небылиц
От той милой аборигенки, что была до меня с тобой,
Как ласкает ее коленки морской прибой,
Как смывает он с тела грязь и соленый пот,
Как забавно танцует весь островной народ
Не заботясь о том, что крикнут им:
«Дураки!»
Расскажи мне, что здесь такие огромные мотыльки,
Что могли бы на тонких своих крылах удержать и небо.
Опиши мне опасную бабочку – антимах,
Что живет в африканских влажных густых лесах
И добавь немного о диких, чужих краях, тех,
Где ты совсем никогда и не был.
Я всему поверю, ты говори —
У меня, ты знаешь, огонь внутри
Оттого – до пунцовой не сплю зари
И как Бильбо – вечно хочу в дорогу.
И пока ты будешь мне тихо врать
На груди твоей буду я дремать,
И уснуть попробую… понемногу.

Я рожден на погибель в священный Бельтайнов день,
Так волшебник изрёк, посмотрев на ночное светило,
Всем своим существом на твой дом я бросаю тень,
и лишь это одно навсегда мой исход предрешило.

В прохудившемся судне – вода,
и со всех сторон детский крик,
Только эти уста, разомкнуться, увы, не в силах:
молчаливы проклятья ребёнка.
Хочу лишь, чтоб каждый миг,
Помнил ты этот день, Артур, до само́й могилы
жизнь да будет твоя пуста.
Будет пресным хлеб, а вода – горька,
пусть не знает силы твоя рука,
а глаза твои да пребудут слепы.
Пусть бездетной будет твоя жена,