Татьяна Соловьева - Что сказал Бенедикто. Часть 3-4

Зазвонил телефон. Вебер подошел, снял трубку.

– Вебер, почему не позвонил и не приехал? – это был Гаусгоффер.

– Виноват, господин генерал, отпала необходимость.

– В чем она у тебя отпала?

– Господин генерал, извините, я вас больше не побеспокою своими просьбами.

– Вебер, мы не в куклы играем, чтобы через четверть часа был у меня. Это приказ.

– Я не приеду, господин генерал, у меня и машины нет.

– Прекрати! Чтобы стоял у меня через четверть часа, доберешься!

Вебер положил трубку и ногой сшиб телефон, который вновь зазвонил.

На все можно закрыть глаза, только почему она с ним так обошлась? Зачем он, в самом деле, ей нужен, дергаемый за сто ниток кукловодами. Зачем он ей, когда сами кукловоды так к ней благоволят? А вот эти двое приехали от Гаусгоффера. Им не дамся, выберусь на чердак и пройду через другой подъезд, меня нет. Мой сын, которого я так и не увижу здесь, может быть, пока он не родился, мне встретится там, может, он предпочтет остаться со мной, а не рождаться на этом паршивом свете?

Вебер вышел через соседний подъезд, прошел в подворотню, попробовал притормозить хоть какую-то из проезжающих машин, но все тщетно.

Он пошел по тротуару, иногда оборачиваясь, чтобы не попасться офицерам Гаусгоффера. Не хотелось идти, скрываться, с ним случилось такое, чего он пережить не может. Он не прав, только он любви не предавал.

Оглянулся, его нагоняет машина, черное, сверкающее чудовище мчит на полном ходу, даже ни о чем не подумал, улыбнулся, сейчас поравняется – только ступить с тротуара. Он успокоился, за миг до гибели тело утратило свою волю.

Ничего привычнее, открываешь глаза: потолок в комнате Абеля. Лежит Вебер почему-то у Абеля на диване, ничего не болит, но в целом плохо. Абеля нет, рядом Аланд и Агнес, глаза бы не видели эту ведьму и тебя, дорогой отец, тоже.

Поломался или нет? Не похоже, лежит даже в форме. Следы пыли оттого, что валялся на земле. Странно, машина летела на хорошей скорости, ступил, кажется, под колеса – не могла она свернуть или притормозить. Начинаются очередные приступы бессмертия.

Аланд и Агнес скрылись в соседней комнате, Агнес замазывает Аланду сплошную, яркую, во весь бок гематому. Дверь приоткрыта, Веберу в зеркало все видно. Где это Аланд так получил? Морщится даже, перед женой что бы не покрасоваться? Кто такой молодец? Руку бы ему поцеловал. Агнес даже стягивает ему грудь какой-то тряпкой – чтобы ребра не рассыпались? Кто же непобедимого Аланда так отделал?

Вебер пошевелил руками-ногами, все в порядке. Попробовал сесть – тошнит, хоть не шевелись, наверное, отбросило, он легкий.

Аланд вышел в застегнутом мундире, Агнес перетревоженная, заглядывает своему генералу в лицо.

– Ничего умнее не выдумал, Вебер? Тебе перед женой не стыдно? – говорит Аланд. Вид у него, в самом деле, невзрачный, говорит через силу. – Если это все, на что ты был способен, то незачем было жениться.

– Если бы вы не забрали мою жену…

– Если бы я ее не забрал, то сына бы у тебя уже не было. Тошнит? Это тебя от себя самого тошнит.

– Наверное, головой врезался в эту машину…

– Ты упал в обморок на тротуаре, в машину, как ты выразился, врезаться пришлось мне, чтобы у тебя было время хоть что-то понять.

Вебер поднял на Аланда глаза, Агнес отвернулась и вышла.

– Вебер, сколько можно? Этим ничего нельзя изменить, я тебе все сказал. Ты был должен вернуться сюда, если ты хотел узнать, где она.

– Отец, где она? Ты что… правда – вместо меня?..

– Ну, дорогой, мужем ее вместо тебя я быть никак не могу, и обмануть ее так, как ты, я тоже не могу, иначе воспитан.

– Где она?

– Хватит больного изображать, иди к жене, я сказал ей пока лежать. Не вздумай рассказать ей о своих подвигах, скажешь, что был занят по работе, сегодня вернулся. Понятно?

– Да.

Аланд вышел, Вебер слышал, что он что-то глухо говорит Агнес, утешает, наверное, и что она, явно сквозь слёзы, ему отвечает. Вебер, морщась, встал – на столе Абеля лежал Анечкин платок. Вебер пошел по лабиринтам абелевских операционных и лабораторий. Это уже не лаборатории, не кабинеты, а уютные жилые комнаты. И в самой светлой, великолепно, с любовью, обставленной – Анечка.

Книги, фрукты, сок у постели на столике. Цветы в вазе на полу, на окне. Вебер стоял и смотрел на жену – она улыбается, она счастлива, что он вернулся.

– Тебя так долго не было… У меня очень заболел живот, когда ты ушел. Я позвонила Аланду, он прислал Вильгельма, меня забрали сюда, приехала Агнес. Аланд сказал, что пока нельзя вставать, что ты уехал, но сегодня вернешься… Я так ждала тебя, – она протянула к нему руки.

Он опустился на край постели и уткнулся в ее ладони. Чувствовал, как ее рука гладит его спину, но никуда не деться, он видит разлитую во весь бок гематому Аланда, его матовое лицо, плачущую, перепуганную Агнес – для того, чтобы он сейчас обнимал то, что есть в его жизни самое дорогое.

Анечка улыбается удивленно и чуть испуганно, пытается заглянуть ему в глаза, говорит шепотом что-то успокаивающее, он только крепче обнимает и жарче целует ее. Ему нечего сказать.

– Они ко мне так добры, они так любят тебя. Что с тобой?

Вебер поднялся и, пробормотав, что сейчас вернется, пошел к Аланду.

– Что ты хотел?

Вебер долго собирался с духом, с мыслями, Аланд отвернулся к окну, ждет. Дышит часто, видно, что он перемогает себя, ему плохо, он в ужасном состоянии.

– Что ты хотел? – все-таки поторопил.

– Отец, я не думал, что так получится…

– Думать вообще пока не твоя профессия, принял внезапное решение – и ему суждено было проиграться. Когда ты начнешь думать о последствиях? Дай свою дурную голову, все нормально, иди в зал, продышись и отправляйся играть. Пока за рояль, вечером покажу орган, мы вчера с Гейнцем установили небольшой орган здесь, чтобы тебе никуда не мотаться. Кто чем, Вебер, вчера занимался, тебе бы не повредило поучаствовать, инструмент надо знать до мелочей.

– Отец, если бы ты мне сказал…

– Я сказал, ты не услышал. Нельзя так метаться, Вебер. Мужчина должен быть как столб, врытый в землю, и легче должно быть перевернуть мироздание, чем вывернуть тебя, только тогда на тебя можно опереться. Нет смысла метаться параллельно земной поверхности – везде одно и то же. Уходить можно либо вверх, либо вниз. Ты хотел извиниться перед моей женой…

Вебер оглянулся на Агнес, стоявшую тут же, подошел к ней.

– Фрау Агнес…

Но она смотрела только на напряженную спину Аланда.

– Не говори ничего, Рудольф, но не делай так. Ты думал, все пустяки, ничего особенного не случилось, дурное настроение, с кем не бывает? Ты едва не потерял сначала сына, потом отца. Не бывает пустяков, все имеет последствия.