Лев Исаков - Тяжкий путь из «руси» в Россию. Россия или феодализм

Следует отметить, что если внимание арабских авторов привязано к обозрению Поднепровья, его 3-градья и возможной 3-государственности при стёртом роде названий, то в армянских проступает 3-государственность через женский род наименования – новообразованные славянские города ВСЕГДА ИМЕНУЮТСЯ В МУЖСКОМ РОДЕ, женский и средний род почти всегда означает производное автохтонных влияний, т.е. источники говорят не о городах, а о «землях». При этом определённо проступает свидетельство о наличие 2-государственности на балтийско-черноморском средостении – Артания несмотря на многочисленные попытки идентификации так и осталась тенью реальности: балтийская ли это Аркона на Руяне, или мордовская Эрдзя-Рязань.

В настоящее время косвенные свидетельства о периоде 2-государственности в истории Долетописной Руси находят мощное подтверждение в археологическом материале, свидетельствующем о 2-х направлениях вселения славян на Русскую равнину: с Северо-Запада через Балтику из Центральной Европы (из междуречья Эльба-Одра) и с Юго-Запада из долины Дуная, вполне автономных, сомкнувшихся достаточно поздно на Средне-Русском водоразделе в 8—9 веке. Наконец, летописная традиция свидетельствует и о 3 потоке вхождения славян в Западную Евразию, сухопутным путём с запада на восток из южных районов Польши, возможно из т.н. «славянского острова» Висла-Вислока-Бескиды, на котором оформились племенные союзы вятичей и радимичей, как и прослеживаемая Б. Рыбаковым летописная географическая традиция наименования «русской землёй» узкой полосы лесостепи от Чернигова до Воронежа, в последнее время получившая убедительное подтверждение в археологическом установлении наличия славянского субстрата в районе Средней Волги и Жигулей уже в 3—5 в. Попытки идентифицировать этот регион с Артанией были поверхностны и безуспешны – вопрос остался открытым. Возможно, причины затруднения связаны с тем, что проблему привязывали не к славянскому, а к финно-угорскому этносу, и брали её слишком узко, поиском статического топонима, в то время как он мог исторически дрейфовать, что особенно характерно именно для славянской топонимики, например, кочевание Переяславль – Переяславль Залесский, Киевец – Киев, Новгород Великий – Новгород Нижний и т.д.; как и возможный шлейф исторической памяти о полулегендарной прародине, дошедший до сторонних информаторов. Следует отметить наличие сходной исторической традиции о выходе готов в причерноморские степи из какого-то острова Ойум, часто идентифицируемого с междуречьем Висла-Нарев-Буг. Но существенно, что та же летописная традиция особо подчёркивает сторонний характер этого славянского компонента общему генезису древнерусской государственности; вполне влившемуся в неё только в 11 веке после подавления восстания Ходоты (?).

В то же время результаты археологических работ в районе Самарской Луки выдвигают насельников «русской земли» Б. Рыбакова в качестве древнейшего славянского субстрата на Русской равнине, чему соответствует и летописный материал о выразительных чертах социально-экономической «отсталости» их быта в отношении «смысленных полян» Среднего Поднепровья, консервируемый общим уровнем окружающих финно-угорских народцев. Признание этого факта возбуждает новые проблемы в уже устоявшихся представлениях о генезисе славянского населения Приднепровья – усложняется картина перемещения славян со «славянского острова» по Волынскому водоразделу в долину Днепра, заявляемая В. Седовым и О. Трубачёвым. Приходится признать либо 2 волны славянского вселения из района Южной Польши, существенно различных по уровню культуры и социальной организации, т.е. далеко разведённых по времени; либо искать иных маршрутов вселения развитого полянского населения в район Днепра-Роси.

Киевская летописная традиция, на которую опирается О. Трубачёв в установлении района славянской прародины в широком регионе Подунавья от Норика до Карпат, отчётливо помнит и придерживается легенды выхода пращуров-основателей с Нижнего Дуная сохранение которой представляется маловероятным при медленном дрейфе оседлого населения долиной Тисы через Бескиды на «славянский остров» и дальнейшем повороте на восток; поворот тем более странный, что он полагает затруднённое сухопутное движение по водоразделу, в то время как Висла открывает легкодоступный речной путь на север.

С. Соловьёв и В. Ключевский подметили специфику оформления исторических древнерусских земель-княжеств: они складывались по речным долинам, утверждаясь границами на водоразделах, что подсказывает иные пути славянского освоения Поднепровья из Подунавья – с кратким выходом в Чёрное море и подъёмом по течению рек Прута, Днестра, Южного Буга, Днепра. В легенде о божественных первооснователях Киева (Кий-Громовник, Щёк-Змей/Земля, Хорив-Солнце, Лыбедь-Судьба) они приплывают к Боричёву Взвозу на корабле. В старорусской традиции, перешедшей в православие, обретение местного святого-покровителя происходит прибытием его иконы, приплывающей против течения, часто на камнесечённом кресте; в более старых вариантах легенды приплывает сам святой. По реалиям Киева божественные основатели могли приплыть только с юга.

Установленный факт преимущественного вселения славянских этнообразований с Северо-Запада балтийским путём из Центральной Европы и с Юго-Запада из долины Дуная возбуждает вопрос об исходной 2-народности Киевской Руси. Свидетельством подобного рода можно рассматривать и Рюрикову легенду как отражение соперничества Приднепровья и возникавших государственных новообразований Северо-Запада: Ладоги, Плескова, Словенска, что сливаются в середине 9 века в Нове-городе.

Следует признать убедительную обоснованность отстаиваемого Д. Иловайским и Б. Рыбаковым наблюдения, что весь древнейший период, в том числе и долетописный, Киевская южная Русь играла ведущую роль в составе восточно-славянских социумов на всём пространстве свидетельств политической, экономической и культурно-идеологической истории Западной Евразии. Здесь сохранились предания о старокиевской княжеской династии Киёвичей относимой Б. Рыбаковым к 6—7 веку, сохранилась память о именах её первых представителей – что совершенно неизвестно на севере, застывшем на уровне родо-племенных «старейшин»: Гостомысл, Водим Храбрый… И отнюдь не переменённой Рюриковым родом – даже отредактированная и переписанная Сильвестром ПВЛ старательно избегает упоминаний о звании Олега Вещего не только в Новгороде, но и по утверждению его в Киеве, т.е. даже и при полном политическом торжестве – он лишь родственник/дядя младенца/племянника Игоря, УТВЕРЖДЁННОГО В КНЯЖЕСКОМ ДОСТОИНСТВЕ ТОЛЬКО В КИЕВЕ. Следует наконец огласить эту очевидную натяжку: по особо сакральному характеру княжеского звания, его функциям Держателя-Локопалы устоев «мира» он мог только наследовать, не избираться и не назначаться – даже в эпоху Московской Руси вполне самодержавный царь мог казнить любого князя, даже истребить весь род, НО НЕ МОГ НИКОГО ВОЗВЕСТИ В КНЯЖЕСКОЕ ЗВАНИЕ, только наградить КНЯЖЕСКОЙ ЧЕСТЬЮ писаться с «вичем». Иное полагало бы искреннее удивление общества, подобное достопамятному изумлению князя В. Шуйского «Бориску на Царя?».