Леонид Волков - Ветер – в лицо (сборник)

Спустя год подошла пора верстать новую книгу – я вновь в Феодосии… И хотя накануне, в конце декабря, угораздило меня захворать, под Рождество – бесприютный – качу из Москвы в Крым…

А чуть свет уж бегу к морю.

Бр-р! – с солнцем на пару оно прячется в пар от мороза… Что так необычно для Юга, где привычно – загорать, плавать, мечтать о тени!

И вот – где декабрьская моя хворь? – купаюсь. Среди лебедей!

Царственно-белые, с какой-то стати (говорят, с Нового года) они облюбовали себе феодосийскую набережную…

Здорово это – начать день с моря… и, наполнившись им, носить с собой!

Тогда, на Рождество, ещё одна, я видел, отдалась морю: безо всего зашла в волны – и уплыла бог весть куда…

Странно: искупавшись за нею следом, ношу в себе её образ…

Он (как позже и образы других плавающих барышень – стройной ли гимнастки, исполняющей на пляже кульбиты, другой ли – «в теле»), запечатлённый морем, долго ещё преследовал меня среди дня…

Лёд, мешанина под кедами поначалу мешали бегать; первые трое суток – снег, метель, окоченевший поутру скворец во дворе, трубный ветр с моря… Такой, что среди ночи распахивалась балконная дверь – и кто-то невидимый, казалось, врывался по мою душу, остужая комнату, увешанную иконами…

А днём – ни-ко-го! Набережная как вымерла. И – средь всеобщего запустения (даже поезда не ходят!) – одиноко стоящая, подточенная временем – на моём пути – Генуэзская башня, помнящая и Цветаеву, и Грина… огромная груда металлолома у причала (где раньше, ещё в 1990-х, шла посадка на теплоход, следующий в Коктебель)… да высокая нарядная ель на площади против вокзала.

Зато на четвёртый день, глядь: море – зеркало запотевшее.

Гладкое, мутное, на глазах исчезло оно из поля зрения, заволоклось туманом, сквозь который едва проглядывало солнце.

Лебеди встретили меня говором. Обсуждая, видимо, как ветр-повеса, что ни ночь, стучится ко мне – непрошенный – в балконную дверь, трубит и вламывается, наводя жуть, и как со стен на меня испытующе смотрят лики святых…

Я почти не сплю. Люди же, наоборт, не проснулись. Всё ещё, кажется, спит.

Дома – и те, похоже, заснули. Пустой вокзал. Никуда не уедешь. Никто не проводит тебя, как не так давно – в октябре…

И лишь на исходе каникул откуда-то взялись прохожие. Море – тоже – приняло обычный свой вид. Как некогда при Марине… Как и год назад…

Я приходил в себя, отогревался душой, работал (ничто не мешало мне взять нужный тон, выверить, сверстать две книги) и, оттаивая, – тайком для себя – вынашивал поездку «на край света» – в Новый Свет.

А тут – купленный в киоске «Союзпечать» номер газеты с моей – на всю полосу – статьёй « Непослушные – мы отстояли Крым »… да до слёз тронувший концерт, посвящённый юбилею Крымского флага, в клубе…

Оттаял. Радовало – мир здесь год от года, как и при Грине, узнаваемо добр и безыскусен: тот же (в той же фетровой шляпе) на перекрёстке Айвазовского и Галерейной бесшабашный «выдуватель пузырей», та ж неизменно радушная Хранительница музея Ненада… и отзывчивые на ласку – в блокадном-то Крыму! – феодосийские кошки…

Но вот, разделавшись с рукописями, качу в «свет»: в Свет Новый ( иной, у края), с взметнувшимся в небо Соколом, с ноздреватым Коба-Кая, с ясною россыпью звёзд в ночи… Свет, где можно от всего отрешась, прочувствовать, как сквозит Вечность, – в то время как ты, частица её, живёшь, прислушиваясь , как и всё живое, к себе …

Новый Свет, оказывается, ждал меня. Распахнув объятия бухты, встретил по-царски. Букетом подснежников. Клином лебедей в небе. Душем сероводородным…

И вот – чем не царь?! – купаюсь себе один в Царской бухте… Умудрился даже позагорать!..

Зимний – среди января – пляж. Необычно!.. Замусорено, жаль. (Но не оттого, что «русские пришли». И до так же было.)

Убрался (как в своё время – на Карадаге) – вместо того, чтоб возмущаться. (Волонтёр? Нет, служу Красоте … Может, я специально – из Москвы… В своё удовольствие… А оставляющие после себя мусор? У них нет национальности – воры : крадут у Природы…)

Проблески солнца. Облака куда-то бегут, задевая за горы, бросая оживляющие тени на палеорифы – «присевших» под боком у меня Орла, Сокола, с высоты своего роста не замечающих убогих под собой строений.

Как и я: ничто не мешает и мне смотреть на всё с высоты Можжевеловой рощи . И – в стороне от больших дорог – дышать.

Раздышался. Поутру – по ручейку вниз. Встречь свежему дыханию по теснине… Пока распадок не распахнётся в ширь моря… Куда, не раздумывая, вбегу…

А, обжёгшись, поплыву в открытое… едва не забыв, что надо ещё назад…

За ночь прибой внедрил водоросли. На пляже – след босых ног…

Погода, что ни день, меняется. Из солнечной – в ненастье. И море из утра в утро – разное. Нагнало медуз.

Ныряю в склизкое месиво, назавтра неведомо куда сгинувшее… Недоумевая – откуда что? Я, может, – невольный свидетель таинств? Объявился – в неурочное время?.. Вот и этой ночью, не доходя Капчика-мыса, разминулся с батюшкой в рясе…

Странное место! С далеко выступающим в море мысом… У тех, кто осваивал побережье тысячелетья назад, мыс наверняка считался священным…

Пытаюсь и я постичь… Созерцая. Вникая… Этой ночью испытывал на себе силу продувного ветра. И – насквозь был пронизан им.

Он забрался в меня, да так и остался – рассказчиком, поведавшим мне о тайной чаше бухты, называемой Царской… про гору-отшельника Караул-Оба… про отполированные ступени тропы Голицына, про сквозной – пронзающий гору – мыс Капчик – подземный зал (под сводами которого, может, и священнодействовал встреченный мной батюшка)…

Капчик. Достаточно – хоть кому – взглянуть на сие чудо природы, чтобы представить: перед тобой – дракон, забравшийся по брюхо в море, с панцирем сверху. (Дракон ли, ящер реликтовый, – чудо!.. Я сегодня в том убедился, взглянув на мыс под моросящим дождём глухой ночью.)

Рай среди января. И – никого!.. Хотя люди здесь, я сделал вывод, подвержены… Могут – чуть что – и с катушек сойти… чему я был недавно свидетель…

А тут ещё – усыпляющий сероводородный душ… наваливающийся – день напропалую – сон беспробудный…

И вот во сне, как в кино, оживает Прошлое: по ступеням, ведущим в обитель тавров, что за горой Караул-Оба, вижу, двигаются в ритуальном танце – одна за другой – тени… И, что характерно, в отблесках луны движения их безупречны…