Лоя Ксеанелис - Из-под стола

– А за что тебя любить-то? Твои поклонницы не знают, каков на самом деле их кумир, как с тобой трудно жить, вот и преследуют, табунами по следу носятся! Нет мне от тебя никакой пользы! Одно разочарование.

– Любовь не товар, любят не за что-то, а просто так, как дар. Всё естественно, будто дышишь. Ты, видимо, никогда не любила, поэтому злишься. Не живёшь, а маешься со мной!

– Конечно, не любила! Под руку подвернулся вовремя!

Мать в ярости подскочила к молодому человеку, гримаса ненависти исказила красивые черты.

– Ты же никто и ничто! С тобой и поговорить не о чем! Дуб дубом! Один футбол на уме!

Звук пощёчины оборвал визгливый крик, послышался жалобный всхлип. Женщина убежала на кухню. Из-за закрывающейся двери донеслось:

– В моём доме ты бы не посмел поднять руку на меня!

– Ну вот! Сейчас побежит к соседке, потом ко всем своим бессчётным приятельницам жаловаться на мужа-изверга. Этот человек всегда всем на всех жалуется, по любому поводу. В жёны взял красивую скромную девушку, а она превратилась в вечно недовольную грымзу, – пробубнил отец, лёг на постель, отвернулся к стене, есть не стал.

Лёка подождала, когда совсем стихло, выползла из-под стола, подлегла к папе, прижавшись к сильной тёплой спине влажным от слёз лицом, и уснула. Она всегда так реагировала на испуг: сон позволял забыть неприятные сцены.

На следующий день мать с опухшей щекой вместе с супругом копала картошку на огороде в напряжённом молчании. Девочка ходила за ними, собирала клубни в корзину. Тоже угрюмо помалкивала.

Вечером женщине стало плохо: скрутило живот, поднялась температура. Её увезли на скорой, она умудрилась в такую жару застудить придатки. В больнице женщину оставили на неделю, чтоб отлежалась: возникла необходимость проколоть курс антибиотиков.

В детский сад ребёнка собирала бабушка, а отвёл папа, для этого отпросился на пару часов с работы. Лёка, грустная, плелась за отцом, зажав в кулачке большой палец его руки.

В группе Маришка с Наташкой сами подбежали к подружке, забыв прежние обиды, потянули в живой уголок. Там обнаружилось пополнение – привезли щегла, белочку да черепашку. Детям разрешили их покормить.

Черепашка вела себя спокойно, прятала голову в панцирь, смотрела оттуда чёрными бусинами глаз и о чём-то думала. Белочка же с щеглом от такого количества детских рук в испуге метались по клеткам, рискуя пораниться. Воспитателям пришлось ребятню отогнать, подпускать по одному, ненадолго.

Лёка с подругами методично принялись обходить все залы, комнаты, чуланы, радостно отмечая про себя изменения, произошедшие за лето. Вскоре к ним присоединились Лина и Славик. Ради первого дня Маришка с Наташкой Линочку не прогнали. Шумной стайкой дети заглянули на кухню, где столкнулись с заведующей детским садиком Любовью Тимофеевной. Повизгивая от страха, натыкаясь друг на дружку, детвора бросилась назад в свою группу, там затихла в ожидании наказания. Но всё обошлось.

Через неделю из садика Лёку забрала мама, она выписалась из больницы, но разговаривала с непривычной грустью. Они не пошли домой, свернули к бабушке. Родители не пожелали, не нашли способа помириться. Женщина перенесла на квартиру старушки телевизор, кровать, любимый стол девочки с набором игрушек.

Малышка не расстроилась из-за произошедших перемен: она любила гостить у бабули, ей нравилось играть с Валеркой, подчиняясь его задору, выдумкам, фантазии. Случившееся казалось несерьёзным, просто они ненадолго переехали в другое место, как летом на дачу в Кубинку, отец же вскоре присоединится к ним.

Взрослые готовили еду на кухне. Друг заявился к Лёке в комнату, обвешанный палками на верёвках, которые болтались за спиной, на груди, на боку.

– Это автоматы, – гордо заявил приятель, хмуря белёсые брови. – Сейчас война. Будешь моей женой. Я ухожу на фронт бить фашистских гадов. Под столом наш дом, там ты меня ждёшь и готовишь ужин. Поняла?

Подружка с готовностью кивнула головой. Мальчуган выскочил в коридор, забегал туда-сюда, из-за стены донеслось «Тра-та-та», потом что-то загремело и стихло. Девочка забралась под стол, разложила вдоль стены игрушки, время от времени с любопытством выглядывала наружу, вытягивая шею. Несколько минут стояла тишина, вдруг дверь рывком распахнулась. Валерка вошёл, шатаясь, ступил несколько шагов, держась руками за грудь, и повалился на пол. Девчушка подползла к нему на четвереньках, робко тронула за плечо. Приоткрыв один глаз, пацан прошептал:

– Меня убили! Плачь!

Он лежал на полу, разбросав руки-ноги в разные стороны, совсем не двигался. Малышка жутко испугалась, её громкий рёв нарушил тишину комнаты. Лёка плакала по-настоящему, навзрыд, впервые ощущая всем своим маленьким тельцем невосполнимую горечь потери.

Вбежали перепуганные взрослые. Валерка вскочил на ноги.

– Что? Что ты ей сделал? – надвинулась на сына тётя Клава.

Мальчишка попятился, замотал головой, заикаясь, произнёс:

– Ничего… Она сама заголосила!

– Лёка! Лёка! Девочка моя! Что с тобой? – растерянно причитала мать.

– Я не хочу, чтоб кого-то убивали, – не могла успокоиться малышка.

Мамы с облегчением вздохнули и, не сговариваясь, дружно заливисто расхохотались. Бабушка протянула внучке румяное яблоко, погладила по вспотевшей головке, взлохматила волосы.

– Ах ты моя сердобольная! – прошептала ласково.

Соседка потянула сына за руку домой:

– Идём уже! Нечего девочек до слёз пугать!

Мальчишка упирался, цепляясь за всё, что попадалось на пути.

– Мы завтра с тобой ещё в космонавтов поиграем! Я вырасту, буду как Юрий Гагарин, – кричал на прощание друг.

Парнишку закрыли в комнате на ключ. Лёка успокоилась, стало скучно. Она не хотела наказания для Валерки, но так получилось. Тяжело вздохнув, девочка вновь укрылась под столом, сидела, обняв коленки, молча смотрела на яблоко, выглядывающее из оттопыренного кармашка вельветового платьишка.

Вернулись бабуля с мамой, завели разговор:

– Зоюшка, не руби с плеча? Может вернёшься? Сашка всё же муж тебе. Вон Рита, Клава без мужиков с пацанами смотри как маются. Внучка-то любит отца, он тоже дочь обожает.

– Ни за что! Даже не уговаривай, мам! Я в больнице лежала, соседкам по палате рассказывала, как он меня ударил. Если б ты видела, как они рыдали! Все жалели твою дочь, только ты всегда на другую сторону встаёшь!

– Но вы вместе виноваты в случившемся! Тебя не остановить, коли разойдёшься, сама нарвалась! – попробовала урезонить строптивицу баба Лена.

– Не на кого пенять, мамуль! Я не стану терпеть побои. Сашка ещё не раз об этом пожалеет. А нет – ему же хуже будет! Придёт вымаливать прощение, вот тогда узнает, что мне от него нужно. Никуда он от дочери не денется! Добьюсь своего, чтоб во всём мне помогал, про друзей да футбол забыл!