Ирина Мартова - Светить, любить и прощать

– И ты бы полежала. Ишь, неугомонная! И чего бродишь ни свет ни заря?

Кира только улыбнулась ей в густом полумраке:

– Спи, спи… Я почитаю.

Плотно прикрыв за собой дверь, она включила на кухне свет, поставила чайник и, забравшись с ногами на старенький диванчик, стоящий в углу, задумчиво поглядела в окно.

Зима…. Ах, какая зима!

Сквозь тонкий тюль проступала свинцовая зимняя сумрачность. Озлобленно подвывал ветер, то бросая в замерзшие окна горсти резных снежинок, то сердито налетая на спящие деревья, то нервно стуча в двери подъездов и магазинов.

Свою ледяную песню пела бесчувственная метель, щедро засыпая дворы рыхлыми сугробами.

Начинался новый день.

Новый, зимний, холодный…

И уже стучали по рельсам неторопливые трамваи.

Как бежит время, – уныло покачала головой Кира, – как бежит… Вот уже и декабрь. И Новый год на пороге. И снег все валит и валит. Прямо как тогда, двадцать лет назад…

Женщина задумчиво прикрыла глаза, невольно вернувшись в тот давний-давний декабрь, когда ей едва исполнилось двадцать лет.

Тогда, много лет тому назад, все было точно также…

Зима хозяйничала вовсю. Декабрь сердито вьюжил и старательно морозил громадный город.

Так же мело по ночам, радуя детвору огромными сугробами. И точно также суетились люди в ожидании любимого праздника.

Все, кроме нее. Киры.

Она дохаживала девятый месяц своей трудной беременности. Непомерный живот уродовал ее чудную точеную фигуру. Лицо уже оплыло и как-то странно посерело. И только ее роскошные волосы не утратили природной солнечной яркости. Эти долгие девять бесконечных месяцев стали для нее, неопытной, молоденькой и романтичной девушки большим жизненным экзаменом.

Все сплелось в тугой узел бытия, доверху заполненный мыслями о посланном испытании, о грядущем наказании, о совершенных ошибках, о своей глупости и ужасном легкомыслии…

Кира и сама не могла понять тогда, как попала в такую воронку жизни, когда все, кроме мамы и верной Нинки – вечной подруги, отвернулись от нее и без того страдающей от безысходности сложившейся ситуации. Как случилось, что у ее еще не родившегося ребенка уже не было никого: ни отца, ни друзей, ни родственников?

Никого…

А ведь все начиналось так замечательно. Так легко и просто… Так естественно и искренне!

Кира училась уже на втором курсе.

Стройная, с редким рыже-медным цветом волос, порывистая, она всегда привлекала внимание молодых людей. Понятно, что на их филфаке мужчин постоянно не хватало, но зато студенты других факультетов проходу юной красавице не давали: и встречали, и провожали, и писали записки, и назначали свидания. Кира их обожанием и вниманием, конечно, наслаждалась, но сердце ее билось спокойно и безмятежно. Никому из навязчивых ухажеров не удавалось разбудить ее истинную женскую натуру. Она никуда не торопилась. Замуж не собиралась, жила в свое удовольствие: хорошо училась, полностью погружаясь в любимую литературу и легкие девичьи развлечения.

Но ведь, как говорится, ничего нельзя загадывать…

Все изменилось в одночасье.

Любовь так закружила неопытную девушку, что та, всецело отдавшись внезапно нахлынувшему чувству, пришла в себя лишь только тогда, когда осознала, что ждет ребенка.

И сразу все перевернулось в ее размеренной девичьей жизни.

Рухнуло и посыпалось, как песочный замок, безоблачное счастье Киры. Безжалостная судьба, насмешница и завистница, жестоко проучила ее…

Взрослый самостоятельный мужчина, известный театральный художник, вскруживший девушке голову и еще вчера клявшийся в вечной любви, сразу исчез, оставив коротенькую записку, в которой всего лишь смиренно просил прощения. Родственники, не стесняясь в выражениях, пели в один голос, дружно осуждая и коря за легкомыслие. Мать, сраженная этой новостью, слегла с высоченным давлением. Кира, зареванная и опухшая, сначала безвылазно сидела дома, часами лежала на диване, глядя в стену, долго молчала, собираясь с духом, а потом…

Потом умылась, поговорила с верной Нинкой, сходила в церковь и спокойно пошла в университет. Приняла решение и стала просто жить, морально готовясь к грядущему материнству.

Все как-то незаметно успокоилось, устаканилось, перекипело, улеглось…

Зимнюю сессию на третьем курсе Кира сдавала досрочно.

Ходить стало тяжело, ноги сильно отекали, безумно ныла спина, все время жутко хотелось есть и бездумно лежать.

Одинокая, оглушенная страшным предательством, обманутая в лучших надеждах, она все же упрямо улыбалась всем встречным, глубоко пряча боль и обиду.

Теперь она понимала, ради чего терпела… Она ждала девочку. Дочку.

Гладила живот, в котором беспокойно ворочался ее долгожданный ребенок, разговаривала с ним, пела колыбельные песни. Плакала и смеялась, уже страстно любя еще не родившуюся малышку.

Кира тихо радовалась вдруг наступившему спокойствию, умиротворению и неожиданной гармонии, поселившейся в ее душе.

«Скорая» увезла девушку поздним вечером двадцать пятого декабря.

А утром двадцать седьмого она вышла из роддома. Одна.

Оглушенная. Раздавленная. Ошеломленная.

Закрыв за собой двери родильного дома, девушка долго стояла, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, собираясь с силами и глотая слезы. Потом взяла под руки подбежавших к ней – маму и Нинку и пошла домой, безразлично и отрешенно глядя себе под ноги.

Все закончилось так и не начавшись.

И покатилась другая жизнь.

Не хуже и не лучше прежней… Просто совсем другая.

Жизнь взрослой женщины.

Матери без ребенка.

…Кира тяжело вздохнула, вернувшись в день нынешний.

Заварила чай, достала любимое вишневое варенье и, налив ароматный напиток в большую синюю чашку, тряхнула головой, отгоняя грустные мысли.

Что ж… Теперь, став намного старше, она уже понимала, что все проходит.

Все течет, все изменяется.

Молодость, доверчивая и неопытная, давно прошла, оставив после себя привкус скоротечности и незавершенности. Уже наступившее сорокалетие пока, правда, не огорчало, и когда-то туманное грядущее, сейчас ставшее реальностью, кажется, обещало ей абсолютно все.

Все, что угодно душе. Кроме одного…

Кира горько усмехнулась в ответ на свои мысли: а чего ж я хотела? Сорок лет – не шутка! Понятно, что время любви давно ушло. Какая уж в сорок лет любовь-то? Только курам на смех…

Дверь на кухню неожиданно распахнулась, прервав невеселые житейские размышления, и в нее осторожно вошла пожилая полная дама с седым пучком на голове.

– Мама, – Кира встревожено вскинулась, – ты чего? Ты-то почему не спишь?

Раиса Федоровна, тяжело припадая на больную ногу, шагнула к столу:

– Ой, перестань! Какой сон в моем-то возрасте? Не спится, доченька, а просто лежать сил нету. А вот ты чего, Кирочка? Вскочила ни свет ни заря… Не даешь покоя своей душеньке, все хлопочешь, мечешься, тревожишься… И чего тебе не спится-то? А?