Мария Донченко - Отречение

То была их предпоследняя встреча.

«Я больше не могу.

Наверное, лучше мне умереть. Иначе я сойду с ума.

Господи, подскажи.

Господи, мне не с кем посоветоваться.

Я спросил бы у матери. Она, наверное, сказала бы, что мне делать. Она бы поняла. Не простила, нет – как это простить – но поняла бы.

Я не знаю, я просто не знаю, что мне делать дальше.

Мне очень страшно. Очень.

Лучше бы меня вызвали первым. Меня, а не моего названого брата Яниса. Я был бы сейчас холодный и мёртвый… Нет, нет, это неправильно. Я должен был умереть раньше, до того, как это случилось с поездами.

Но я не умер.

Господи, я не могу так дальше жить. Я не выдержу, не выдержу, не выдержу…»

…В семь утра в отделении милиции маленького городка заступила на пост суточная дежурная смена.

Это был обычный день, и утро проходило спокойно – никаких непредвиденных событий не ожидалось.

Странный посетитель явился в отделение около девяти утра.

– Я пришёл стафаться, – заявил он дежурному.

– Чего натворил-то? – с тоской спросил милиционер, отрываясь от свежего журнала «Огонёк». Он уже предвидел, что придётся вызывать оперативную группу, проводить первичные действия по какому-нибудь делу, не стоящему выеденного яйца…

– Я член террористической организации, – сказал пришедший. – Я… мы по затанию запатных спецслужб фзорфали тфа поезта под Уфой. Я готов рассказать следстфию, как это пыло осущестфлено…

Это проще, подумал дежурный.

– Посиди тут на лавочке, – кивнул он и вызвал психиатрическую бригаду.

Было уже за полночь, когда из ворот продуктовой базы на окраине Москвы выехали два грузовика и направились за МКАД. По дороге они завернули во двор общежития гостиничного типа, где жили семьи шофёров с автопредприятия. В этот поздний час на всё здание светились лишь два окна – в двух квартирах не спали жёны работников ночной смены. Остановившись у подъезда, они торопливо выгрузили из кузовов по несколько ящиков груза и один за другим занесли по лестнице на свой этаж.

Через несколько минут машины уже двигались на юг на высокой скорости, навёрстывая упущенное время. Свернув с шоссе, они проехали некоторое расстояние по просёлочным дорогам, пока не оказались в совершенно пустом месте за свалкой строительного мусора. Впрочем, маршрут был водителям явно знаком, а трава изъезжена колеями колёс тяжёлых автомобилей.

Остановившись, водители стали быстро разгружать машины, выбрасывая содержимое прямо на землю. Затем они отогнали грузовики на безопасное расстояние и вернулись с канистрой бензина.

– Эх… сколько добра-то пропадает, – со вздохом почесал затылок один из водителей, расплескав горючую жидкость.

Второй не ответил.

Чиркнула спичка, и вспыхнуло яркое пламя, озарив окрестность. Морщась, водитель резко натянул респиратор.

– Что-то я не пойму в этой жизни, Гриша, – сказал первый водитель, когда они уже шли к машинам, закончив дело, – в магазинах дефицит, а мы уж которую ночь продукты жжём… Не понимаю…

– И не надо тебе понимать, – огрызнулся второй, – и мне не надо. Наше дело маленькое, отвезти, оприходовать и получить тройной оклад за смену. Что, зачем, почему – не нашего ума дело, пусть у других голова болит, я свою работу выполнил. И тебе не советую. Держи язык за зубами. Желающие-то найдутся на лёгкие деньги. Поехали по домам.

…Ему не поверили.

Он ждал, что его возьмут под стражу, закуют в наручники, отвезут в тюрьму, в конце концов, расстреляют, но ему просто не поверили…

– Мошно покурить на улице? – спросил Юозас через несколько минут.

– Кури, – кивнул дежурный.

Он вышел из отделения. Луч солнца скользнул по асфальту.

Ноги сами оторвались от земли, тренированное тело сгруппировалось в прыжке, и через секунду он оказался на крыше гаража, а ещё через две – на другой стороне…

– Эй, – позвали его лениво. На самом деле, ни у кого не было желания всерьёз заниматься невесть откуда взявшимся придурком, и погони не было – Юозас понял это через пару кварталов, позволив себе отдышаться. Никому не было до него дела.

Выбравшись за пределы городка и вновь оказавшись в лесу, он сделал несколько глубоких вдохов и задумался, оглянувшись назад на события последних недель.

День проходил за днём, но выхода для себя Юозас не видел. Остававшиеся у него деньги, как он ни старался их экономить, стремительно таяли – тратить на питание меньше пятидесяти копеек в сутки не удавалось при всём желании. Хотя вчера он купил в сельмаге полбуханки чёрного хлеба за десять копеек и запил ледяной водой из придорожной колонки. Но долго так не протянуть…

Тупик.

Значит, пора заканчивать – или принимать решение.

Но это решение должно быть таким, чтобы враги не смогли его распознать.

Оно должно быть нестандартным.

…От милиции-то убежать можно.

Даже от ЦРУ, наверное, можно убежать. Или хотя бы попытаться.

А от себя?..

Год 1991. Март

Наступал вечер пятницы, и улицы пустели. Пустели независимо даже от алкоголиков, отмечавших окончание рабочей недели.

Под свежими весенними звёздами таял снег.

В нежных сумерках зажигался свет за разноцветными абажурами.

Юлька с детства любила сидеть вечером на лавочке в одиночестве, вдыхать прохладный воздух ранней весны и смотреть, как зажигаются окна, угадывать, каким цветом загорится следующее окно, и складывать мысленные фигуры из их светящихся квадратов. «Почти как в песне про московские окна, которую пела Гурченко».

Люди торопились по домам, чтобы успеть к передаче «Поле чудес», и десятки миллионов людей приникали к экранам телевизоров, с замиранием сердца ожидая, угадает ли очередной участник счастливую букву.

И снова блистательный Владислав Листьев крутил барабан, за которым следили, затаив дыхание, миллионы, забывшие о простой истине из детской сказки – о том, где именно находится поле чудес…

А за пятницей наступало воскресенье.

В воскресенье, семнадцатого марта, на рассвете открылись избирательные участки исторического референдума о сохранении СССР.

С раннего утра от подъездов к школам, где располагались избирательные участки, шли люди, в основном, нарядные и с детьми.

Шли по дорожке семьи Ермишиных и Зайцевых.

Зайцевы шли в полном составе – глава семьи Николай, его жена Ольга, не голосовавшая ещё дочь Юлия и сын Артём, которому только предстояло этой осенью идти в первый класс.

Рядом с ними гордо, сжав губы вышагивала – именно вышагивала, как на параде, соседка Матрёна Петровна Ермишина, и вместе с ней тянулась Анна, которой также право голоса ещё не полагалось – ей, как и Юлии, было всего семнадцать лет.