Delia Ree - Роковое клеймо

… – Марыч! – Марат резко отвел глаза от письма и глянул через стекло забрызганное водоэмульсией. Игорь, указывал на что-то, – здесь я все исправил! Пойду на кухне гляну!

Марат кивнул ему и показал большой палец вверх, потом повернулся обратно, но не стал продолжать читать, а посмотрел вдаль. Порыв ветра овеял его лицо, а внизу, едва пробегаясь по макушкам деревьев, смахнул пожухлые листья. Нет, еще не становилось холодно, еще не остыла земля от летнего тепла.

Марат помнил, как во дворе интерната, было много старых, могучих тополей. Осенью они роняли разлапистые желтые листья на землю. На перемене, с одноклассниками, он выскакивал на улицу, чтобы сгрести в кучу опавшую листву, а после, вскарабкавшись на дерево, всем вместе прыгнуть в эту кучу. Марат вздохнул, подчиняясь воспоминаниям, которых не очень любил, пусть даже они в детстве, приносили ему радость и настроение. Детство на то и дано, что бы даже в осиротевшей душе, было место наивного счастья.

А серые стены интерната, запах перлового супа, навсегда въелись в его память. Детдомовцы насколько ненавидели, настолько и дорожили пережитыми детскими годами. Марат потер шею, так будто она затекла.

Что если эта женщина, действительно будет умолять о встрече? Нет! Это не укладывалось в голове. Ему не пятнадцать и даже не двадцать лет. Он так привык к тому, что всегда был один и во всем полагался на себя. Зная, что никто его не приласкает, не утешит и не поддержит в трудную минуту. Он так свыкся с мыслью, что его рождение и жизнь не были собственно говоря, запланированы. Желанных детей не бросают… Он давно заставил себя никогда, ни при каких условиях, не думать о тех, кто подарил ему жизнь и вместе с тем, сиротское существование. И вдруг все это сложенное годами, отодвинуть ради встречи этой женщиной?

Невольно он мотнул головой, отгоняя ненужные мысли, елозившие, словно влажные дождевые черви, глянул на строчки из письма и нахмурил брови.

Все равно неприятное чувство, щекотавшее где-то в груди, не давало покоя. Будто кто-то специально царапал острым предметом по стеклу от звука, которого что-то внутри сжималось, и даже появлялась оскомина во рту.

В голову не умещались прочтенные строки из письма. Что же могло произойти с этой женщиной? Может она влюбилась, как это случается в юном возрасте? Сколько ей может быть сейчас предположительно, лет пятьдесят? Что же она вдруг вспомнила, что где-то есть сын, которого бы увидеть, что бы убедиться, что он вырос самостоятельно и ни в чем не нуждается? Успокоить совесть?

Марат схватил рукой голову и потрепал волосы, разгоняя идиотские мысли.

Он сложил письмо, засунул его в карман и глубоко выдохнул. Все равно мерзкое чувство поселившееся в душе, не оставляло в покое. Как проснувшаяся среди зимы муха, прилипчиво жужжа над ухом!

Сейчас надо приступать к работе.

Все равно это письмо ничего ему не даст и ничего не изменит. Он сформировавшийся мужчина, который может и не достиг финансовых вершин, не имеет высшего образования, зато он зарабатывает честно, даже смог купить малосемейную квартиру. Одним словом маме есть чем гордиться, даже если она об этом не узнает никогда. А эта девочка, что принесла письмо, вполне может быть еще один ее ребенок от любимого мужчины в счастливом браке. Не зря же она так пеклась, чтобы Марат прочел письмо. Значит, девушка появится опять и он уже сможет хоть что-то узнать больше этого письма, если конечно захочет…

Марат вытащил рабочие перчатки из кармана, закрыл за собой балконную дверь и зашагал в соседнюю комнату.

Снова в памяти всплыло милое личико девушки. Ее выражение лица, как она искренне улыбалась, а потом стала хмурить тонкие темные брови. Милая, конечно. Возможно, она похожа на свою мать, ну если сестра, то на их общую мать. Но как-то представить шрамы от ожога на таком личике было трудно. Может из-за внешности кто-то надругался над матерью? Это было бы крайне неприятно знать, что ты плод насилия. Но и логическое объяснение, почему он стал нежеланным ребенком для нее… А девушка придет, почему-то Марат был в этом уверен. Она обязательно еще появится, потому что должна передать ответ. Ведь так?

Он прошел мимо ванны, где Паша, второй рабочий, уже крепил зеркало к кафельной стене. В отражении мелькнуло смуглое, с едва, пробивающийся щетиной, лицо. Его, лицо Марата. Светлые волосы, карие глаза и сомкнутый рот, от чего по углам образовались полоски морщин.

Сходства конечно с незнакомкой никакого, но это и понятно, он случайное дитя…

Дневная погода к вечеру резко сменилась на моросящий, едва заметный дождь. В воздухе было влажно и на светлеющем пятне от фонаря виднелись те не зримые глазу, скорей не капли, а пылинки, небесной влаги. Темнота сгустилась особенно по закоулкам, вдоль домов и среди еще зеленых кустов акаций, аккуратно подстриженных в один ряд вдоль паркового ограждения. Было легко дышать, после дневного загазованного воздуха особенно на центральных улицах города. Марат шел медленно, подняв воротник куртки и сложив руки в карманы. Ему не хотелось идти домой. Туда, где его ожидал горячий душ, пюре быстрого приготовления, из микроволновой печи пока он будет мыться, и чай в пузатом блестящем чайнике, который протяжно и жалобно оповестит о своем закипании тонким свистом. Хотелось воздуха. Будто жара испепеляла изнутри. Будто что-то жгло его, а ран и ожогов не было видно, но больно было, так как будто его выжгло до самой кости. А больше всего хотелось идти и не о чем не думать, только так все равно не получалось. Что-то внутри давило и рвало на части. Что-то въевшееся, скребло на дне сердца. Да, нет! Это осенняя хандра! Работа, идущая наперекос и не укладывающаяся в сроки!

Марат перешел на другую сторону улицы и медленно побрел дальше. Что за чушь! Хандра, работа?! На работе он все уладит, пару дней и они закончат объект. Хандра, что за бабские мысли?! Марат мотнул головой.

Знал, конечно, знал, что что-то произошло. Что-то вдруг всколыхнуло его обыденность. Что-то ворвалось внезапно в его мысли и жизнь, и теперь крепко сидит там, в душе.

И причина тому нелепая весточка, «письмецо в конверте» или послание из прошлого, правда, которой под таким сомнением, что местами ее можно сравнить с какой-нибудь мыльной оперой по телевизору, уже на сто пятьдесят второй серии.

И что, все это вдруг станет нарушать им устроенный собственный мир?! Нет уж! Все прошло в тот момент, когда его передали в дом малютки! И чтобы там ни было с этой дамой-мамой, он не причем! Настолько не причем, что будет жить дальше, как и жил!

Марат закурил сигарету, выпуская смачный клубок дыма в темный воздух улицы. Огляделся по сторонам, словно боясь, что его застигнут за неким ужасным преступлением, залез в карман брюк и одним движением, комкая на ходу бумагу, кинул ее ровно в урну, позволяя черной и грязной по краям ёмкости, проглотить единственную возможность узнать о себе, о том, что же заставило все таки мать отказаться от сына. Бумага глухо ударилась о железную стену урны и затихла внезапно на самом дне среди кучи другого ссора и хлама. Он зашагал вперед, так же засунув руки в карманы и зажимая сигарету в зубах, избавившись от мучавшего совесть вопроса, кто он…