Лариса Машкова - Любовь есть. Ясно?

– Сейчас из Евдаковки девки придут, – сообщили они нам.

Мы приободрились. А вскоре и правда на великах пожаловали евдаковские девушки, оповещённые о нашествии студентов. Вслед за ними – несколько парней постарше, которые уже отслужили в армии и в клуб приехали в основном с дамами своими. В клубе стало многолюдно, играла музыка. Местные с любопытством разглядывали нас, городских.

Ко мне подскочила шустрая остроносенькая, губастенькая девушка:

– Идём? – Она кивнула в сторону танцевального пятачка.

– С превеликим удовольствием! – галантно поклонился я и подал даме согнутую в локте руку. От сопровождения такого дама отказалась, заняла позицию рядом, пританцовывая.

– Тебя как зовут? – Она сходу перешла в наступление.

– Герман, – кивнул я с достоинством гусара. Я ещё продолжал играть роль благородного рыцаря.

– А я Рая, – не церемонясь, представилась она и заметила: – Мудрёно тебя назвали как-то.

– Трудно запоминается? – с некоторым высокомерием спросил я.

– Та вроде ж не дура, – парировала она.

Играл медляк, мы танцевали на одном месте, переваливаясь с ноги на ногу.

– Ты здесь живёшь? – поинтересовался я, лишь бы не молчать.

– В Евдаковке бабка моя живёт, а я – в городе, в райцентре. Тут полчаса ехать.

– Учишься? Работаешь?..

– На швачку учусь.

– Кого-кого? – не понял я и даже приостановил топтание.

– На швею! – Она посмотрела на меня, как на недотёпу.

– А-а! Понятно, – уважительно закивал я. – Станешь известным модельером и откроешь свой салон, как Коко Шанель.

– Ха-ха-ха-ха-ха! – залилась она смехом. А ты с юмором!

– Да, есть немножко, – важно подтвердил я.

С Раей я чувствовал себя уверенно, независимо. Как-то само собой получилось, что множество танцев для нас слились в один. Рая от меня не отходила ни на минуту. Она мне нравилась всё больше и больше, хотя никогда не рассматривал девушек её типа в качестве своих потенциальных подруг: щупленькая тонконожка, невысокая (едва мне до плеча, что при моём росте вполне закономерно), интеллигентности – ноль. Но мне ужасно хотелось её прижать к себе и утащить куда-нибудь в укромное местечко. Может, несколько глотков впервые испробованного самогона дали знать о себе, а возможно, и сама природа напомнила о моём главном предназначении в этой жизни. Наверное, и то, и другое.

Пацан-доминошник баян принёс, и девчонки частушками залились.

– Меня милый не целует,

Говорит, «потом, потом».

Раз гляжу, а он на крыше

Тренируется с котом, – звонкоголосо выводила барышня в розовых носочках и с розовым капроновым платком, повязанным вокруг шеи. – И-и-их! – взвизгнула она.

А вслед за ней и моя подруга подхватила:

– Меня милый не целует,

Говорит: «Губастая!»

Так за что ж я полюбила

Чёрта головастого!

И-и-их! —

Она так же пронзительно взвизгнула, дробно притоптывая каблучками в такт музыке, этакий деревенский Степ. Руки – в боки, глаза горят. Заглядение! И какая смелая, однако! Не побоялась над собой, такой губастенькой, прилюдно подтрунивать, да и на танец пригласила запросто самого высокого парня. Я ведь заметил, что девчонки на меня многие смотрели призывно, крутились рядом, но пока я раздумывал и решался, подскочила Рая и с ходу разрешила мою проблему выбора.

– Молодец, Раиска, здорово зажигаешь! – я приобнял её за плечо и привлёк к себе. – Пойдём на свежий воздух. Душновато здесь стало, – сказал я, желая лишь уединиться. Рая и впрямь меня «зажигала».

Мы вышли из клуба. Свежо, слегка будоражит прохлада осенней ночи. Полная луна, как огромный фонарь, висит над деревней и отчётливо высвечивает Раискин полупрофиль, дразнящий взгляд, грудь под глубоким декольте цветастого платья, наполовину прикрытую расстёгнутой кофтой.

– Не замёрзнешь? – спрашиваю я и зачем-то начинаю застёгивать кофту.

– Нет-нет, – трясёт она головой, но я упорно продолжаю застёгивать её одежду.

– Так, говоришь, милый не целует? – спрашиваю, сам поражаясь своей смелости. – А мне очень нравятся твои губки. Аппетитные! Можно попробовать?

Она хихикнула и, приподняв подбородок, приблизила лицо ко мне. Воодушевлённый, я схватил свою подругу за грудь и чмокнул в губы. Чтобы проделать все эти манипуляции, мне пришлось согнуться чуть ли не вдвое, но ничто больше нас не останавливает. Рая встаёт на цыпочки, обвивает руками мою шею и проходится поцелуями по периметру моего страстного лица. Я задрожал, как будто бы за шиворот кинули лопату снега и, как пишут в некоторых романах, обхватил её трепещущие уста своими страждущими губами…

В это время дверь клуба открылась, и несколько ребят вывалили покурить.

– Пойдём, – хриплю я и тащу Раю за угол.

Стараясь оставаться незамеченными, мы направляемся подальше от людских глаз, в поле, где громоздятся свежие стога. Она плюхнулась на скирду, увлекая меня за собой. Да, я об этом читал, слышал – о романтике сеновалов, любовных свиданий в ауре душистых запахов скошенной травы. Э-эх! Шумел камыш, деревья гнулись! Мы целовались, как сумасшедшие, заведённые преимущественно моим безудержным темпераментом, столько лет ожидавшим своего часа. И вот! Вот он, этот час! Я рыцарь, мачо, Казанова! А со мной, вроде как не щупленькая Рая, а полногрудая, розовощёкая кустодиевская красавица. Да она и есть сейчас такая, моя Рая! Колдунья, Фея, Дульсинея!

Теперь я расстёгиваю её кофточку, срываю с себя пиджак и кладу его под Раю, стаскиваю с неё и себя всё, что мешает полному счастью. То, чего я не умею и не знаю, доделывает природа, но в самый ответственный момент я задаю самый в моей жизни тупой вопрос:

– Куда?!!

Моя колдунья оказалась столь же ненасытной, сколько я темпераментен. С непривычки на моём незакалённом органе образовалась натёртость, по ощущениям напоминающая недавние мозоли от лопаты, только в отличие от пальцев здесь не перевяжешь. Я понял: пора прекращать.

Циферблата на руке под луной не видно, ещё темно, светает теперь поздно. Где-то прокукарекал петух, за ним другой, третий. Стало быть, около четырёх часов. Утренняя прохлада сентября не даёт расслабиться, тем более задремать.

– Я тебя домой провожу. Да? – спрашиваю.

– Та я сама, на лисапете.

– Нет, надо проводить! Как же одной, ночью?

– Та не надо, тут всего два километра. А тебе в другую сторону. Иди вже сам.

– Так не годится…

– Ой, та тут через бугры никто ночью и не ездит. Ничего такого не думай!

– Когда увидимся?

– Завтра, в клубе.

– То есть, сегодня. Угу. – Я ещё раз страстно прижимаю к себе Раю и одухотворённый, возмужавший, гордый и довольный возвращаюсь в лагерь, мурлыча слова известной песенки: «С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…»

Воскресенье. Можно отсыпаться, отдыхать, развлекаться, порхать, как я сейчас, осчастливленный простой советской девушкой Раей. А вечером я её увижу снова, и всё повторится! Рая. Рая. От слова рай. Она несёт восторг, блаженство! Я долго не хочу просыпаться, а поднявшись, веду себя то как сомнамбула, то вдруг чрезмерно оживлённо. Рая – радость – рай… Я хочу её увидеть. Хочу, хочу! Скорее б вечер.