Татьяна Ван - Мелодия тумана

– А какие романы английских писателей тебе больше всего нравятся, ДжонгХен? – спросил мистер Феррарс, когда мы уже заканчивали ужинать – Мэри принесла горячий черный чай и молочное печенье собственного приготовления.

– Я только недавно закончил читать Чарльза Диккенса 7 7 Чарльз Диккенс (1812-1850 гг.) – английский писатель, романист и очеркист. Классик мировой литературы, один из крупнейших прозаиков XIX века. Творчество Диккенса относят к вершинам реализма, но в его романах отразились и сентиментальное, и сказочное начало. Роман «Большие надежды» впервые был издан в 1860 году и стал одним из самых популярных произведений писателя. .

– Случайно не «Большие надежды»?

– Да, его. Роман показался мне странным, главный герой вел себя очень неразумно – стал дураком из-за влюбленности в девушку. Я считаю, что нельзя так любить. Это невозможно.

Рональд сделал глоток чая и пристально посмотрел на меня:

– Ты правда так думаешь?

– Да. Но все равно книга достойная. Даже в романе Карлоса Руиса Сафона 8 8 Карлос Руис Сафон (род. 1964 г.) – самый издаваемый из современных испанских авторов. Его литературная карьера началась в 1993 году вместе с публикацией серии мистических книг для подростков. «Игра ангела» ее упоминают. Автор пишет, что роман «Большие надежды» – это настоящий и преданный друг любого читателя. Стоит начать читать и уже не сможешь оторваться.

– Согласен, – мистер Феррарс лукаво улыбнулся. – Я познакомился с творчеством Диккенса, когда мне было семнадцать лет. И теперь, перечитывая его произведения, мне кажется, что я снова превращаюсь в молодого парнишку, у которого в голове гуляет ветер, а сердце переполнено призрачными мечтами и великими планами на взрослую жизнь. Юность – прекрасный момент в жизни любого человека. И нужно быть благодарным за то, что она у нас есть. Молодостью не обделен никто. Это не деньги, которые имеются не у всех.

Переглянувшись с Ароном, мы оба кивнули, разделяя мысли хозяина замка.

– А про любовь… она всегда приходит без стука и дурит голову лучше, чем проворный иллюзионист. Поэтому любить до безумия не только можно, но и полезно для здоровья. Говорят, приходишь в форму, – Рональд похлопал себя по небольшому животу и засмеялся.

Я улыбнулся, но ничего не ответил. Мне сложно давались разговоры на тему любви, ведь я еще никогда и ни к кому не испытывал сильных чувств.

– Большое спасибо Мэри за этот прекрасный ужин, – вытирая салфеткой уголки рта, сказал Рональд. – А вам, молодые люди, спасибо за компанию. Я уже давно не ужинал за такими интересными разговорами.

Мистер Феррарс вышел из-за стола, задвинул за собой стул и направился к выходу из столовой. Но вдруг развернулся у проема и посмотрел на меня:

– ДжонгХен, надеюсь, тебе у нас понравится, – от его доброй и искренней улыбки мне стало очень тепло, я бы даже сказал – жарко. Ранее я еще никогда не встречал людей с таким характером. Я очень проникся к этому мужчине. Его хотелось обнять как родного отца, которого у меня, увы, не было.

Мы с Ароном поклонились и проводили взглядом удаляющегося Рональда. Он пошел к себе в кабинет, чтобы продолжить разбираться с навалившимися на его плечи делами.

– Ну как тебе Рональд? – поинтересовался Арон, когда мы поднимались по мраморной лестнице.

– Очень интересный и добрый человек, – не покривив душой, ответил я. – Не думал, что такие еще существуют.

– Да, он такой – добрый и очень отзывчивый, – улыбнулся Арон. – Вот ведь странность – самые добрые и хорошие люди страдают больше всех. Вот почему так, а?

Я пожал плечами, находя в вопросе Арона новую пищу для размышлений. Он был как всегда прав – хорошие люди подвергнуты тяготам жизни намного больше тех, кто живет, огрызаясь на каждого прохожего как цепная собака; намного больше тех, кто обманывает других ради собственной выгоды.

– Кстати, я был приятно удивлен, что Рональд знает корейский.

– Думал, наверное, что мне придется весь ужин работать переводчиком? – хохотнул Арон. – Признайся, переживал из-за языкового барьера?

– Честно? – я улыбнулся. – Да.

– Все куда проще, чем кажется на первый взгляд. И это касается всего. Мы слишком много думаем о ерунде и зря только тратим на это свои нервы. Иногда нужно просто выдохнуть и спокойно ждать наступления того или иного момента. В твоем случае – ужина. Не стоит переживать раньше времени из-за того, что еще даже не наступило. Будь как будет.

– Ты прав, – я задумался, вспоминая о своих терзаниях перед началом ужина. А ведь ни один из моих страхов не осуществился. Нужно, и правда, меньше переживать из-за всякой ерунды. Даже если бы мистер Феррарс не знал корейского, мы бы нашли общий язык.

После ужина мы с Ароном пошли в мою комнату, чтобы немного передохнуть – у меня снова разболелась голова, поэтому я решил прилечь и на пару часов покинуть реальный мир. Я никак не мог перестроиться на другое время. В Англии пробило только начало седьмого, а в Корее уже наступал рассвет, поэтому мой эмоционально и физически истощенный организм настаивал, чтобы я сию же секунду лег спать. Не в силах сопротивляться его желанию, я отрубился, чувствуя сквозь дремоту, что Арон сел на кровать рядом со мной. Он держал в руке книгу по истории Англии – видимо, уже начал готовиться ко второму курсу.

Я даже не заметил, как заснул. Меня мгновенно сморил крепкий сон, больше похожий на темную дыру без единого намека на красочные сновидения.

Часы показывали начало двенадцатого, когда я подал первые признаки жизни и сонно разлепил тяжелые веки. В комнате я был один. Арона рядом не оказалось. Его книги – тоже.

На Англию опустилась ночь, поэтому комнату наполняла густая, беспросветная темнота. Потянувшись, я сел в кровати и попытался понять, где нахожусь. После сна мысли спутались и все казалось каким-то ненастоящим. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что считаю поездку в Англию типичным сном про путешествия и прекрасную жизнь. Как правило, после таких «галлюцинаций» всегда становится тоскливо до тошноты. Но в тот раз этого неприятного чувства мне удалось избежать. Буквально через минуты три после пробуждения я понял – что к чему, и спокойно выдохнул. Замок мне не приснился.

Я нашел Арона в каминном зале на первом этаже. Мой друг сидел в кресле и остекленевшим взглядом смотрел на тлеющие бревна. Как мне показалось издалека, цельных поленьев уже не осталось – камин явно разожгли несколько часов назад.

– Арон? – окликнул я. В ответ – тишина.

С каждой пройденной секундой на комнату опускалась темнота. Огня в камне почти не осталось, поэтому освещали зал только настенные лампы – они отбрасывали на пол темные тени, которые напомнили мне маленьких чертиков.