Марк Казарновский - С неба не только звезды

– Пойдем, погуляем, – сходу предложил я.

– Нет, не могу. Я выхожу замуж и скоро уеду, вероятно, далеко. Не обижайся. Я ничего не забыла. – И быстро ушла.

У остановки ее ждал молодой военный. Верно, лейтенант.

Прошло много лет. Просто – очень много. Как говорится, люди так долго не живут. Но вот случилось. Живут.

Я приехал в Москву летом. Гулял. Ходил в музеи, театры. Даже в цирк забрел. Зашел в свой старый двор. Все исчезли. Никого. Поехал на Покровку. Походил, походил вокруг Чистых прудов да и махнул вдоль Яузского бульвара в Подколокольный переулок.

Дом офицеров стоял незыблемо. Интересно, где Ляля? Ворота дома, где жила на галдарейке Женька, закрыты. Надпись на воротах говорит, что теперь это какой-то офисный центр.

И в квартире Витьки Баева никого. Домик надстроен и весь занят бизнес центром.

Что-то мне стало совсем грустно и я побрел через Хитровский переулок, мимо церкви Трех Святителей домой.

Достал старую записную книжку, стал звонить.

Ни один телефон не отвечал. Ни моих ребят, с которыми мы так успешно кадрили девочек с Хитровки, ни этих девочек.

И вдруг один телефон ответил. Я осторожно как-то попросил к телефону Ирину. Осторожно – потому что прошло столько лет. Всякое может случиться.

Женщина, которая ответила, помедлила несколько секунд и вдруг засмеялась:

– Батюшки, вот уж не ожидала услышать Марка. Откуда ты?

– Я – ни откуда. Давай встретимся. На Чистых, напротив Колизея. И прямо сейчас, а то у меня сердце разорвется.

– Ну, все равно нужно подождать. Хотя бы час. Сам подумай, какая дама неожиданно, без подготовки побежит на свидание с мужчиной, с которым не виделась без малого полвека.

– Да, да, понял. Жду.

Ирину я узнал сразу. Мы обнялись и, вот странно, я заплакал. Плакал обо всем сразу. О Чистых, в середине которых ресторан-поплавок, о моих ребятах, о девочках. О близких, которых уже давно нет со мной. О том, что у меня исчез огромный пласт жизни. И что, вероятно, все могло бы быть иначе. А как?

Ирина не плакала, а просто обняла меня и вот так мы и стояли. Народ иногда оборачивался, но не любопытствовал. А мне казалось, что мимо нас идут барышни, корсетницы, экономки, горничные, цветочницы. В общем, все из девятнадцатого века. И мои друзья, все в гусарских мундирах, лихо клеят этих милых барышень.

Я заплакал еще сильнее, и Ирка начала было беспокоиться. Сквозь слезы я пробормотал: потерпи, это сейчас пройдет.

И прошло. От старого остался только запах волос Ирины. Свежестью, луговой травой и какими-то тонкими духами.

В кафе Ирина мне про всех рассказала. Взяв с меня честное слово, что я не буду особенно расстраиваться. Я – обещал.

Женька родила Левке трех детей и они умотали в Израиль. Там в положенное время и Женя, и Лева ушли из жизни. А дети живут хорошо, но никого из Левкиных и Женькиных друзей не знают. Некогда, работают.

Лорка с Ариком оказались в результате в Якутске. Где Арик работал кем-то большим в геологии. Живут не особенно ладно, но детей производят.

А Сашка Гагарин с Ниной не соединился. Вернее, соединился, но не навечно. И поэтому уже давно живет во Франции и занимается оценкой антиквариата. Более того, он уже стал Президентом какой-то палаты оценщиков. По нашим меркам – золотое дно.

– А Ляля?

– Не хотела тебя тревожить твоей Лялей. Она в Москве, жена генерала. Сын. Преподает, и мы часто, когда с ней треплемся по телефону, вспоминаем наш Подколокольный, мальчиков. Всегда Ляля вспоминает тебя. Кстати, как ты?

– Да у меня все просто. Годов много, жен было не очень. С детьми связь есть. Но видеть их приходится редко. Кто поедет на Сахалин, в Стародубск. Где снег выше крыш. Да никто.

Кофе было выпито и «наступил час, когда все слова уже сказаны и остается только плакать» 2 2 Маджуб, суданский поэт. Цит.по Ю.Нагибину. Дневник. .

Вот и все.

Мы все любим праздники. Вернее – почти все. Особенно – в детстве. Ну или в юношеском возрасте. Когда обязанностей нет и пока не предвидится.

В эту пору праздники хороши, интересны, даже волнительны. В том смысле – кто придёт? Да может какой подарок. К особенно в конце 1930-х годов, в связи с «радостным присоединением дружественной Прибалтики» подарки таки появлялись. Машинки, заводные катера, их можно было пускать в ванной, различные солдатики. Особенно наши, пограничники, с собакой.

В общем, для ребёнка праздник в основном всегда – в радость.

А вот когда ты взрослеешь, да появляется семья, а значит и супруга – то тут уже много раз подумаешь.

В смысле, ах, черт возьми, опять седьмое ноября. Значит, утром на демонстрацию. Не пойти – нельзя. Ты, например, начальник цеха по кастрюлям. Или даже ракетам. Все равно – ты член КПСС, да еще правофланговый.

Ну конечно, ежели ты не совсем идиот на голову, то от коллектива в отрыв не идёшь. И перед движением колонны, и во время и, особенно – после, конечно, принимаешь. Стараешься не перебрать норму. Но кто ее знает, эту норму.

Так вот, у взрослого человека, да семейного, праздники просто часто бывают по пословице: «праздник – не в праздник». И даже не потому, что взял на грудь. И иногда – чрезмерно. И не потому, что жена выскажет все, много и сразу. И даже иногда, когда с тёщей совместное проживание, то уже тёща, то есть мама жены, жене не раз по пеняет: «Я ж говорила, я ж намекала. Мол, не четкий он видом, слабый на характер. Поэтому вот так и происходит. Все мужья, как мужья, а наш глаза уже в день революции конечно залил. Воон, вернулся. Да хоть бы детям бутылку кефира. Я уже не говорю, жене, которая терпит и терпит, цветок бы какой-нито. Гвоздичку бы неизбренную».

Ну, не тварь подзаборная! Да я уйду, когда хошь. Я всегда на доске почёта. Шестой по порядку. Да ежели что, уж комнату от завода получу на раз.

Почему? Да потому что мой цех «кастрюльно-ракетный» (то есть особо секретный) всегда все даёт вовремя, по графику и по сетке.

И главное, инженер главный знает, что я за своим цехом обязательно все проверю. Уж у меня гироскоп никогда не забарахлит и, мол, «кастрюля» полетит совершенно не туда. Нет, мои «кастрюли» всегда летят туда, куда их посылает Родина.

Ну, это мы заболтались. Просто потому что иногда наболело. «Начесалось». «Набухло».

Да что, я смотрю на молодых. Как птицы-голуби. Хаха-ха да га-га-га. Да иные звуки. В общем, видно, ничем не отягощены и все-все в радость. И демонстрация, и музон на весь квартал, и продажа пирожков и пончиков. Да об выпивке никто и не думает. Зачем им, дуроломам, хмельное, когда есть барышни изумительной свежести.