АНАТОЛИЙ БЕСХЛЕБНЫЙ - Миллионщик

– Я не пойму… Они, значит, вместе были?

– Да ну как вместе… Пристегнул он его за компанию. Чтоб не так страшно было. Ну… мой… и не отказался, будучи безотказным… Но он к правлению даже и не подошел, в сторонке стоял…

– Как это в сторонке? Где в сторонке?,

– Вы хотите знать подробности?

– Ну да.

– Подробности потом выяснятся. В милиции. Но не здесь и не сейчас, -взяв на октаву выше, произнес парторг уже более официальным голосом так что не нужно меня дергать и провоцировать… Я сам ничегошеньки не знаю. Знак лишь, что мой дурак связался с Вашим, и я вам, дуракам, сейчас пытаюсь помочь по мере возможностей. Помочь и предостеречь от опрометчивых шагов. По неопытности… Прежде всего я попросил бы не втягивать моего… Вот тебе две сотни, старина. Пригодятся. Хотя бы-на того же адвоката. Говорят, не подмажешь, не поедешь, кхе… Если потребуется,

и еще могу дать… Да, и вот что, дорогой мой Василий Тарасович… Поста-

раюсь вытянуть и Вашего этого дельца, заварившего эту кашу, совсем не подходящую для его возраста… Ему семнадцать есть уже?

– Да стукнуло недавно. А что?

– Да если б не было семнадцати, он бы как малолетка пошел, а так… Но все равно, постараемся вытянуть. Всеми пращами, как говорится, и неправдами, кхе. У меня связи. И в райкоме, и в прокуратуре… Так что имей ввиду – ни гу-гу про моего стервеца… Долг платежом, ты это знаешь. Чуть что, сразу ко мне. Всегда поможем… Все, ухожу. Аж спина мокрая. Все запомнил? Все понял?

– Да, кажись, все…

– А я побежал. Нa душе неспокойно. Аж: спина мокрая как лошадь, кото -рую заездили… Неспокойно, очень неспокойно. Кошки скребут… Как бы над собой чего не сотворил…

– Слушай, объясни мне… объясните…

– Потом, потом, Тарасыч. Некогда. Там сынок без присмотра. Боюсь я за него. Какой-то сам не свой. Ведь несмышленыш же, по сути. Не привыкшим

к подобным передрягам… Чего ты хотел?

– Да деньги-то, деньги. Куда их?

– Э-э, голубчик… Нашел, о чем спрашивать… Я сам не больше тебя…

– Что с ними делать? Куда их сдать?

– А где они?

– Закопаны.

– Деньги – все, считай, пропало, – неопределенно произнес парторг и, словно чего-то испугавшись, как ошпаренный, выскочил наружу и рысью побежал в сторону своего дома. Что-то нехорошее шевельнулось на душе Василия Тарасовича, какая-то тень подозрительности, но он постарался отбросить эту подозрительность.

– Пороть их надо! Ремнем! – хрипло крикнул он в темноту. Но темнота не отозвалась ни единым звуком, молчала темнота, зловеще молчала, сгущая, усиливая неуют в душе пожилого, человека, за чем-то приложившего руку к сердцу, там, в области сердца что-то осаднилось и поджимало…

– А не бегать за ними, на цыпочках, сдувать, пылинки… Но это, последнее, также, как и первое, относилось не только к парторгу, по-лисьи скользкого и увертливого, но и к нему самому…

Он уже почти дошел до своего дома, но почему-то повернул назад. Вернувшись к дому Славки, он начал подбирать денежки, одновременно ста -раясь кое-где ставить… Потом ему послышался какой-то подозрительный шорох. Он замер, прислушиваясь: кто-то копошился в ограде… «Промозглых… Ползает, – догадался парторг. -Точно, ползает, кхе… Вот дуралей! Ползает тут ночью… Надо когда немного рассветет… Эх-х, горе луковое. Себе же проблемы создаешь, балбесина.

Я – то, ладно, у меня нет выбора. А ты-то чего ползаешь? Ведь завтра же обыщут и отберут, как вещественное доказательство… Прямо как ягненок несмышленный аккуратно встав и отряхнувшись, парторг тихонько начал удаляться, отчасти повеселев и даже почувствовав прилив новых сил ввиде второго дыхания. Такое иногда случается у спортсменов, когда они начинают приближаться к финишу…

И, тем не менее, к милиционеру он пришел, совсем измученным и измоча- ленным, словно побывав в какой-то очень опасной передряге. Теперь уже не только спина, но и кожа лица лоснилась от жира и пота вперемешку. Он то и дело вытирал лицо носовым платочком, но это мало помогало. А уж сердце, сердце-то стучало! Как у пробежавшего длинную дистанцию. Только бы он был дома, только бы не уехал… В конце концов, это же свой человек, а со своим всегда проще договориться. Тут подмазывать, пожалуй, не придется… Но все равно, как-то… не очень… я бы сказал, даже очень и очень… страшновато… Чужая душа – потемки… Какой-то он непредсказуемый и чрезмерно честный…»

– Что такое? Что случилось? Ведь третий же час ночи, три уже, считай… О, да на Вас лица нет… В чем дело?

– Не лаврами усыпан наш путь, далеко не лаврами, – отвлеченно произнес парторг, как всегда стараясь напустить туману… Идемте, сами увидите

– Что у Вас в руке?

– Это? Это… э-э… чехольчик. От очков… э-э… точнее, для очков.

– Очки? Вы что-то искали? И колени у Вас запачканы… Что Вы искали?

– Кхе, кхе… Как говорится, напоролся… на вопросы блюстителя… будучи сам, если не блюстителем, то, во всяком случае, поборником чистоты

и порядка, так сказать, кхе… Бы сейчас увидете и все поймете. Идемтe же, тут недалеко, буквально.

– Да что такое? У вас вид такой, будто за Вами гнались. Будто вы пробежали стометровку. И не одну. Они уже спускались по ступенькам. Вышколенный милиционер оделся за минуту или две.

– Фонарик прихватили?

– Нет. Но у меня естъ спички…

– Ё Moe! Да у меня же самого есть фонарик. Вот что значит, голова в дымовой завесе.

– Ну а все-таки, что случилось? Я обязан знать.

– Кассу взяли.

– Ну я знаю. И что?

– А ничего. Идемте.

– Да куда идти-то?

– За Клозетычем, через три дома.

– К Славке что ли?

– Да. К нему.

– А что у него?

– Вся улица деньгами усыпана… Конечно, в этот вечер парторг много дров наломал. Ну, если не наломал, то во всякое случае, суетился он чрезмерно. Как-то даже и не к лицу было ему, человеку занимающему значительный по тем временам пост – пост главного идеолога тут, в деревне. Но в данный момент, он что называется вообще терял голову от чрезмерных и каких-то неуклюжих потуг, и усилий помочь своему не очень смышленому сынку.

– Может, кто свои рассыпал? – произнес осторожно милиционер Столярни-ков, осторожно присматриваясь к парторгу, всегда спокойному, невозмути- мому, но сейчас явно находящемуся не в своей тарелке.

– Свои не рассыпают, – резко ответил парторг Тюльпанов. Он шагал так быстро, что милиционер с трудом поспевал за ним.

Столярников усмехнулся, но ничего не сказал дальнейший путь продолжался в полном молчании. Лишь на подходе, к Славкиному дому милиционер все же позволил себе прервать молчание:

– Ну а все-таки, как Вам удалось, узнать про рассыпанные деньги?

– Случайно нагнулся, смотрю, деньги, – невинно произнес парторг.

– А такое бывает?

– Что именно?