Николай Литовка - Воспоминания об Атлантиде

Вся его еда оказалась вкусной, соки тоже и настроение Василия после этого значительно улучшилось. Пообедав, их группа направилась на пляж. Уже возле моря Василий снял пляжный халат, остался в одних плавках и брел по мелкой воде возле берега, и морские волны ласково лизали его ноги. Он уже успел загореть, у себя дома, на даче, и это его выгодно отличало от остальных, совершенно бледных, экскурсантов. Он брел по воде и думал, что как необычно и странно для него события разворачиваются сегодня. Ведь еще утром он косил дедовскою косою зеленую траву у себя на даче, а сейчас вот отдыхает на берегу неизвестного моря, среди незнакомых людей и эти все события его не смущают, и не удивляют, и не тревожат. Наоборот, на душе его покой, умиротворение, и уверенность что все это делается к лучшему, что все так и должно быть. Дана, брела водой рядом с ним, и она тоже была загорелой. Они увидели свободные лежаки, которых должно было хватить для всей их группы, и сразу в одном месте, и недалеко от воды. Там они все и разместились. Василий оставил вещи на своем лежаке и побежал в воду. Теплая морская вода ласково взяла его тело в свои объятия. Он поплыл в море, сильно выкидывая вперед поочередно руки, одновременно отталкиваясь ногами от воды. Так он заплыл достаточно далеко от берега. Затем лег на спину, раскинув руки и ноги в стороны и запрокинув затылок в воду так, что из воды торчали один его нос, лоб да глаза. Морская вода, в таком положении тела, отлично держала его на своей поверхности. Он засмотрелся в глубокую синь неба, где там, высоко, пролетала пара лебедей, а ниже на парашюте парил какой-то любитель острых ощущений на буксире у катера. Василий полежал так минут пять, отдыхая, затем собрался плыть обратно к берегу. И тут он заметил, как на маленьком красивом катере к нему подплывает Дана. Она широко улыбалась и приветливо махала ему рукой. Ее стройная загорелая фигурка нагнулась над Василием, и его рука оказалась в руке Даны. Она помогла ему влезть в катер. Василий уселся на мягкое сиденье катера, а Дана, выруливала потихоньку в открытое море. Когда они миновали пляжную зону, катер понесся по небольшим волнам все быстрее и быстрее, увозя на себе их обоих в море. Так они и плыли вдвоем по сказочно блистающему морю в течение примерно двадцати минут, пока не остановились у маленького песчаного острова, на котором редко росли пальмы и какой-то кустарник. Они вышли из катера на мокрый песок, затем вытолкали и его на тот же песок. Дана, пальцем своей руки стала рисовать смешные фигурки на мокром песке, и они вдвоем над ними смеялись. Потом она нашла большую красивую ракушку, и они по очереди прикладывали ее каждый к своему уху, и ракушка для них шумела, а они тоже почему-то смеялись над этим. Затем Василий лег на спину, подложив руку под голову и закрыв глаза. Дана, сделала то же самое. Так они пролежали минут пять, согреваясь на солнышке, когда вдруг Василий ощутил, теплую руку Даны на своей руке. Затем ее пальцы переместились к его груди. Дальше пальцы Даны стали подниматься выше, до шеи, а затем и к его губам. Василию почему-то перехватило дыхание, а когда ее обе руки сомкнулись на его шее и соленые жаркие губы Даны коснулись его губ, в глазах его потемнело, а голова закружилась на какое-то мгновение. Потом перед его глазами завертелись, в каком-то ладном танце множество светящихся точек и возник красивый сияющий шар, а в нем появилось встревоженное лицо его бабки Марии. Оно смотрела прямо в глаза Василию, и ее губы прошептали: «Нет. Ты не сделаешь это сейчас. Тебе это еще не позволено». Что-то кольнуло как бы в сердце ему, и он вскрикнул тихонько, и в голове его прояснилось, и тревожно стало почему-то вдруг на душе его. Он осторожно высвободился из объятий Даны, поднялся и сел на песке. Солнце с неба и солнце прямо с поверхности моря слепили глаза до слез и одновременно отрезвляли его. «А, дома где-то жена, " – подумалось ему почему-то, и он окончательно опомнился. Рядом с ним, на песке, полулежала, Дана, и тревожно всматривалась в глаза его. Она казалось, все понимала. Поднялась и села рядом с ним. Так они сидели и молчали еще минут десять, затем столкнули катер в воду, забрались в него и направились к пляжу, где купались и загорали остальные экскурсанты их группы.

– А, вы, где были? – встретила их вопросом фрау Клавдия, и, не дожидаясь ответа, продолжала дальше.

– А, мы тут записались на экскурсию с заездом на рыбалку. Через полчаса начало экскурсии. Ну, давайте, ну поехали с нами! Записаться можно вон там, под тем грибком, – показывала она пальцем на грибок, в тени которого с записной книжкой в руках сидел молодой человек со смугловатым лицом и черными волосами.

– А что? И взаправду можно поехать. На ужин немного опоздаем, но зал для приема пищи будет работать до десяти вечера. Наши порции еды, нам оставят, – говорила, Дана глядя, на Василия и как бы этим своим взглядом приглашая его на эту экскурсию. Василий согласился, и они вместе подошли к грибку, где и записались у молодого человека со смуглым лицом.

В экскурсионный автобус поместилось человек сорок народу, и когда все места в нем оказались заняты, он поехал, и экскурсия началась. Василий сидел рядом с Даной. На этот раз она была таким же экскурсантом, как и он, а экскурсию проводила другая женщина, которая говорила быстро и отчетливо. Василий слушал ее рассказ о самой местности, которой они проезжали, и про достопримечательности местности той. Автотрасса проходила рядом с морем, повторяя все его очертания, поэтому автобус ехал медленно, часто поворачивая почти на сто восемьдесят градусов. Этот автобус был с колесами, как и все те к которым привык Василий у себя дома. Дорога, собственно представляла собой не широкую полосу асфальта, проложенного между морем и скалами. Если море подходило прямо к скалам, то дорога поднималась вверх по ним, если море отходило, то опускалась вниз к берегу моря. Все экскурсанты, из окон автобуса, любовались морем да горами, да синим бескрайним небом, которое с одной стороны дороги сливалось с морем, и в которое с другой стороны упирались вершины гор. Автобус, после часа езды, остановился возле ресторана с магазином. Тут их покормили бутербродами и напоили кого кофе, а кого чаем. Василий и Дана съели бутерброды с вкусным сыром, и запили чаем. Дана, по-прежнему, не отходила от Василия. Может ей приятно находиться рядом с ним, или же причина в ином чем-то, Василий не знал, потому, как до конца так и не научился понимать женщин. Как плату за еду от Василия потребовали рассказать интересную историю. Василий рассказал как во времена, когда были еще субботники коммунистические, пришли они на завод, что бы отработать на одном таком субботнике. Время было весеннее и они подразделением своим убирались на заводской территории. Загребали старые листья, подметали, красили забор и вообще приводили в порядок после зимы часть заводской территории. Работу закончили до обеда. В обед же, как это было принято тогда, все дружно сели в помещении за стол, выложив на него то-съестное, что каждый взял с собой. Получился как бы приличный такой, банкетный стол. Появилось на столе и спиртное. Один из сотрудников, по имени Леня, пришел на субботник тот со своей шестилетней дочерью, которая повсюду за ним бегала хвостиком. Теперь, когда все стали обедать, он завел ее в маленькую светленькую коморку, усадил за стол, поставил перед ней тарелку с едой, а сам присоединился к остальным. Как водилось тогда, то все выпили по рюмке спиртного и закусили. Потом выпили по второй рюмке, да и по третьей то же. Заговорили, зашумели, как и водится после третьей выпитой. Кто-то принес кости домино, и стали они играть в домино. Со стола закуску и выпивку не убирали, а просто сдвинули чуть в сторону. Поиграют, поиграют, потом нальют, выпьют и закусят. Снова играют. Игра-то азартная. Поиграли часа два, да и по домам разошлись. Пришел домой и Леня, а жена спрашивает его, где мол, дочь наша маленькая? С тобой ведь на субботник уходила. Только тогда и вспомнил Леня, что дочь-то на работе своей забыл. Разволновался он сильно, вернулся бегом на ту работу, открывает кладовку, а дочь спит сидя за столиком. Слава Богу! Вот таким азартным игроком оказался Леня, что и про дочь свою забыл.