Владимир Сенчихин - Первое правило дуэли

– Я тебя уважаю, но ты меня достал, – обозлился мастер.

Купание пошло Лохматому на пользу: слегка протрезвев, он ходил за Чернихиным и заискивающе заглядывал в глаза. Пока устанавливали жилой вагон, выбрав для него свободное от растительности место, и подключали к нему от ближайшего столба электрический кабель, солнце окончательно простилось с Крымом.

– Ладно, остальное завтра закончим, – объявил Чернихин.

Из всех прицепов, которые круглый год таскает по Крыму бригада, самый примечательный – жилой вагон, временное пристанище бурильщиков. В нем два отсека, их называют по-морскому кубриками, в каждом по два окна. Посредине, сразу за входной дверью, небольшое помещение, где стоит чугунный котел, питающийся углем и дровами, здесь же к боковой стенке прикреплен эмалированный рукомойник. В левом кубрике пять односпальных панцирных кроватей: четыре для членов буровой бригады и одна для водителя-водовоза. Правый кубрик называется штабным, здесь три кровати, большой стол и двухстворчатый деревянный шкаф для одежды, в углу, на деревянной полочке, зеленый металлический ящик, в котором под замком хранится рация.

Поскольку часть пути пришлась на проселочную дорогу, от дикой тряски многие вещи в вагончике сдвинулись и попадали. Наведя порядок в жилых помещениях, бурильщики решили перекусить. Поужинать собирались в штабном отсеке, но водитель водовозки запротестовал.

– Мужики! Цельный день как в бане, сколько можно? Давайте на свежем воздухе посидим.

– А свет? – поинтересовался Чернихин.

– Неужели патрона, лампочки и куска провода не найдем?

Все необходимое отыскалось. За десятки лет хозяйство любой буровой бригады разрастается, напоминая сусеки рачительного хозяина, который ничего не выбрасывает, понимая, что любая бесполезная на первый взгляд железяка когда-нибудь да пригодится.

Меж двух высоченных тополей на застланной газетами земле устроили шведский стол на русский лад. Каждый выложил все, что прихватил из дому. Еды хватало: прожаренная в духовке курица, килька в томатном соусе, подтаявшее сало, жареная ставрида, плавленые сырки, и даже вынырнувший с номенклатурного склада консервированный лосось. Импровизированный стол украшали алые помидоры, темно-зеленые перья лука и оранжевая размазня кабачковой икры.

В управлении гидрогеологических работ, именуемом работягами «Угаром», день прибытия на точку традиционно считается праздничным. Потом сплошняком идут унылые будни. Буровой агрегат, способный углубиться на глубину более пятисот метров, после установки на точку работает круглосуточно. Режим – закачаешься: одна вахта торчит неделю «в поле», а другая семь дней гуляет дома. По сравнению с работягами на заводах, бурильщикам не нужно спросонья переться на производство. Открыл глаза – и ты на работе. В поле никаких контролеров, буровой мастер, руководящий бригадой, приезжает редко, поскольку полевые не получает. Если по рации звучит заведомо невыполнимый приказ, сразу почему-то пропадает слышимость. Может приехать разгневанный геолог и пригрозить всевозможными карами за своенравие, но после долгих и утомительных переговоров все равно согласится, что можно слегка подкорректировать проект. В вахте – два бурильщика и столько же помощников. Работают посменно. Хотя бурильщики официально равноправны, один из них, самый опытный, по всеобщему согласию считается старшим.

Смены на буровой длятся по двенадцать часов. Рабочий день для дневной начинается в восемь и заканчивается в двадцать. После заслуженного ужина бурильщики ныряют в кровати и засыпают под убаюкивающий гул дизеля. Бурильщик, простоявший всю ночь за рычагами агрегата, и его помощник, наращивающий буровые штанги, отсыпаются днем. Кают-компанией служит отдельный прицеп, представляющий собой передвижную кухню. Чернихинцы стены своей внутри отделали проолифленными деревянными дощечками. Благодаря этому в помещении даже в пасмурный день светло и уютно. Здесь есть четырехконфорочная газовая плита, питающаяся от баллона, размещенного снаружи в железном ящике, древний холодильник, массивный деревянный стол и две скамейки. В отличие от нефтяников, гидрогеологам кухарка не полагается, поэтому еду готовят свободные от вахты члены бригады. Во время аврала готовкой занимается водитель водовозки. Шоферят в «Угаре» в основном солидные мужики, наколесившие не одну тысячу километров, они ярые враги сухомятки, умеют готовить быстро и вкусно.

«Столичную» взялся разливать Лохматый, лучше его поделить водку по справедливости не мог никто. Процесс тонкий и ответственный. Лохматый, прищурившись, на всякий случай мысленно пересчитал участников вечерней трапезы. Вся шестерка в сборе. Лучше добровольно утопиться в пруду, чем кому-то недолить. Решительно открутив пробку, приступил к священнодействию. Разливал мастерски, резко опрокидывал бутылку горлышком вниз и умело возвращал в исходное положение.

Выпили за будущую скважину, чтобы обошлось без аварий, и город получил питьевую воду. После первой стопки народ оживился. Тювелев удовлетворенно пошлепал себя ладошками по оголенному животу и заявил:

– Хороша, зараза!

– Люблю беленькую, – поддержал его Степан Сазонов, – не сравнить с винищем. Наберешься, а по утрянке такой облом, что жить не хочется.

– Подумать только! – с горечью воскликнул водитель водовозки. – Когда-то два восемьдесят семь стоила. В каждой чайной разливали. Принял на грудь наркомовские сто граммов и по газам.

– Ладно вам, завелись, – Чернихин указал Лохматому на пустые стопки, – посуда простаивает.

Ручеек общей беседы начал постепенно распадаться, появились ораторы и нетерпеливые слушатели.

– А чего это нас в парк запихнули? Другого места не нашлось? -поинтересовался Тювелев.

– Местный водоканал напортачил, – объяснил Чернихин. – Воду в город подают из скважин. На одной из них, самой производительной, электрический насос сгорел. Пригнали кран, начали его поднимать, но крановщик никогда этим делом не занимался. Трос оборвался, насос рухнул и застрял на глубине. Сколько ни бились водопроводчики, так его и не достали. Местные князьки заметались. Тык-мык, если оставить полгорода без питьевой воды, да еще в курортный сезон, из кресел пулей вылетят. На их счастье наша «кормилица» освободилась. Согласовать проект новой скважины с городскими службами не успели. Вот и загнали под бочок комсомола.

– Какого еще комсомола? – удивился Тювелев.

– Ленинского. Домик с колоннами – райком комсомола. Тебе-то какая разница, где дырку сверлить? Метры давай. Ударный труд пообещали оплатить по двойному тарифу.

Водка закончилась быстро, никто не понял, как такое могло произойти. А ведь по пути в Саки купили три бутылки. Ребята приуныли. В конфузе виноватым считали бурового мастера: ввел лимит на спиртное и не позволил закупить больше нормы, обозначенной им еще до отъезда. Члены бригады искоса поглядывали на Чернихина, но высказать вслух претензии не решались. Петрович – мужик покладистый, справедливый, но нарушителю дисциплины мог при случае и в физиономию заехать. Правда, когда налетала коса на камень, руки старался не распускать, уничтожал возбудителя спокойствия сакраментальной фразой: «Екарный бабай. Вытри сопли. Бурильщик – не профессия, а образ жизни. Не нравится – вали, куда хочешь».