Владимир Сенчихин - Первое правило дуэли

По мнению, Чернихина, настоящий бурильщик должен чувствовать земные пласты, как женщин, отдающихся только тем мужчинам, которые проявляют силу, изобретательность и упорство. Подземная твердь коварна и непредсказуема. Мало ли что нарисовали геологи. Во время проходки закладывает уши от какофонии звуков: обиженно ревет запущенный на полную мощь дизель, оглушительно чавкает насос, закачивающий буровую жидкость в скважину, истерически дребезжит платформа. Опытный бурильщик должен улавливать мельчайшие оттенки, дабы вовремя выключить ротор.

Чернихин с удовольствием запретил бы праздничные гулянья, но против укоренившихся традиций не попрешь. Некоторые бурильщики могли выпить бутылку водки в один присест, встать наутро без малейших признаков похмельного синдрома. Но таких богатырей мало.

Приняв нормативную дозу спиртного, мастер расслабился. Он слегка гордился собой: во время передислокации прицепы не растерял, буровая установка прибыла на точку своим ходом, что удивительно, учитывая ее старческий возраст. А вот Лохматый подкузьмил. Когда успел нахлебаться винища, непонятно. Сидел же в МАЗе рядом. А если бы утонул по пьяной лавочке? Как пить дать уголовное дело завели бы. Выгнать разгильдяя – себе дороже. Такого бурильщика нефтяники враз утянут, мастерство нарабатывается годами и тяжким трудом. Посматривая на захмелевших подчиненных, Чернихин им слегка завидовал. Что бы ни случилось – обрыв буровой штанги, искривление скважины, отсутствие солярки или бентонитовой глины, – виноват буровой мастер. Не уследил, не учел, не предусмотрел. Каждая скважина, подобно флюсу, мучила его и днем, и ночью. Если бурение проходило в штатном режиме, он оставался в Симферополе, руководил по рации. Когда случалась авария или бурильщик натыкался на породу, о которой геологи забыли упомянуть, приходилось выезжать в бригаду. Сегодня можно расслабиться. Впрочем, беспокоил Степка. С чего вдруг его физиономия залоснилась, будто натерли салом? Вахта Лохматого добропорядочностью не отличалась. Где бы буровая ни появлялась, местные жители неизменно жаловались Чернихину на мелкие кражи. У одних из погребов пропадали закатки, у других выкапывали картошку, у третьих бесследно исчезали куры. Лохматый божился, что его орлы ни при чем. Верилось с трудом.

Степа встал, кивнул Горелому.

– Куда лыжи навострили? – забеспокоился Чернихин.

– Щас придем. Одна нога здесь, другая – там.

– Где это там, хотелось бы знать?

– У него здесь тетка живет, – пришел на выручку Тювелев, – родная.

– Хватит лапшу на уши вешать! – рассердился Чернихин. – Чтобы через полчаса копыта откинули. С утреца станок на точку ставить.

Даже в поле Алексей Петрович привык ложиться спать сразу после программы «Время». В семь утра заглядывал в кубрик подчиненных и зычно объявлял: «Подъем, нематоды». Что означает это слово, он не знал, да и не имел охоты выяснять. Если бы ему объяснили, что это паразиты, включая обычных глистов, он бы возрадовался собственной прозорливости. Бурильщики просыпались тяжело, выныривали из сновидений с таким усилием, будто к ногам привязаны пудовые гири. Чернихин, коварно улыбаясь, выслушивал невнятные бормотания и нецензурную брань. С отеческой жалостью наблюдал, как бурильщик и помбур, продрав глаза, путаются в штанинах, проклиная очередную каторжную смену.

Буровой мастер взглянул на часы. Ого. Начало двенадцатого. Он непроизвольно зевнул, объявил, что пора на боковую. Завалившись в постель, вспомнил, что дизельного масла осталось с гулькин нос, надо выйти на связь и попросить, чтобы прислали с оказией.

Чернихину сны являлись в черно-белом варианте. Жена просматривала их в цвете, что его слегка озадачивало. Она над ним посмеивалась.

– Счастливый ты человек, Леша, – говаривала супруга. – Из таких людей не гвозди нужно делать, а железнодорожные рельсы. Мне на работе настроение испортят, полночи не сплю, переживаю, прокручиваю варианты, где оплошала. Проснусь злая как пантера, жить не хочется. А ты невозмутим, как баобаб.

Алексей Петрович и в самом деле старался неприятности близко к сердцу не принимать, но относительно его непробиваемости жена ошибалась. Буровой мастер – мальчик для битья. Он понял это давно, но устроиться в более спокойную контору мешали два обстоятельства: приличная зарплата и опасение, что на новом месте будет хуже, чем на старом. До «Угара» именно так и случалось.

То ли от спиртного, то ли от перемены обстановки в эту ночь Чернихину впервые приснился цветной сон, дикий и несуразный. Расставив руки, он, подобно планеру, парил над горной долиной, изрытой карстовыми воронками. Ладони превратились в элероны летательного аппарата, при малейшем их повороте Алексей Петрович срывался вниз или резко набирал высоту. Приспособившись, Чернихин слегка опустил правую руку, в глаза ударило солнце. Он прокрутился вокруг оси несколько раз, пока не догадался вернуть руку в прежнее положение. Впервые ощутил сопричастность к птицам: куда хочу – туда лечу. Приказы и распоряжения, сыпавшиеся на его голову из рации на буровой, или из уст начальников, в кабинеты которых его периодически вызывали, сейчас ничего не значили. Он парил, как коршун, освободившись от земных тягот. Чернихин разглядел знакомую буровую и расположенные обочь вагончики. Наклонив обе ладони, спикировал и… оказался в штабном отсеке. Сидя за столом, изучал разрез будущей скважины. Себя буровой мастер видел как бы со стороны. Открылась дверь, вошел Лохматый. Волосы стояли дыбом, щетина дымилась, в кубрике запахло жженой шерстью.

– Говорил, Петрович, угробим станок. А ты не верил. Глянь, что творится.

За окнами потемнело, сверкнула молния, грянул гром. Приоткрыв дверь, Чернихин увидел огненный смерч, врезавшийся в мачту буровой установки. Топливный бак взорвался, выбросив в воздух солярку. Рассеявшись, она превратилась в раскаленный шар, который с оглушительным шумом распался на множество фейерверков. Из устья скважины выпрыгнуло пламя, вагон, твердо стоящий на четырех колесах, подпрыгнул как резиновый мячик. Мачта буровой установки превратилась в раскаленную елку, плавящийся металл стекал на землю. Чернихин быстро захлопнул дверь, прошел в свой отсек и… проснулся.

От пережитого кошмара Алексея Петровича отвлек шум за окном. Снаружи раздавались знакомые голоса, судя по отрывистым командам, перемежающимся матом, бурильщики занимались серьезным делом. Сколько времени? Начало четвертого. Молодцы, крепкие ребятки, до сих пор гуляют. Чернихин в трусах и майке прошлепал к выходу, открыл дверь и от неожиданности едва не свалился с лестницы – метрах в пяти стоял бледный горнист, возле него хлопотали буровики, не вязавшие лыка. Спрашивать, зачем они притащили статую к жилому вагону, бессмысленно.